Японское искусство VIII века, как изобразительное, пластическое, так и словесное, представляет собой своеобразное переплетение своих и чужеземных элементов, по происхождению да и по характеру весьма разнородных. Эта мысль справедлива, как справедливо и то, что во всем этом разнородном искусстве действовал единый художественный гений японского народа. В IX веке с возникновением новых явлений в жизни японского общества многое изменилось и в культуре Японии, прежде всего в мире буддизма. Появились монастырские владения, фактически – церковные поместья, а так как настоятелями монастырей становились члены тех же знатных фамилий, получилось, что буддизм стал не только идейным, но и экономическим орудием господствующего класса, и, прежде всего – его верхушечного слоя, аристократии.
Куртуазная поэзия и куртуазный роман являются не только самым крупным достижением культуры аристократического общества; полноценностью своего художественного выражения, законченностью формы, человеческой глубиной содержания эта поэзия и эта проза представляют высшее, что тогда в этой области
мог создать японский национальный гений. Литература Х – XII веков и по языку и по содержанию – торжество национального начала в культуре.
В IX – XI веках специфически национальное лицо приобрело изобразительное искусство. О картинах этого времени мы можем говорить лишь по описаниям, имеющимся в литературном повествовании, да еще по позднейшим образцам; непосредственно от того времени ни одной ширмы иди перегородки до нас не дошло. Правда, описание очень тщательны, выразительны, почему и дают представление об этой живописи, но, конечно, заменить самый оригинал не могут. Лучше обстоит дело с другим видом живописи, также появившимся в это же время, с так называемыми эмакимоно (картинами-свитками).
Картины-свитки были разные: на язык живописи перекладывались не только повествовательные произведения, но и сборники стихов.
Таковы литература и изобразительное искусство Японии Х – XI веков – времени, когда на поверхность вышла культура верхушечного слоя господствующего класса – хэйанской аристократии, и притом еще в эпоху ее наибольшего процветания. Литература – стихи, повести, дневники, записки; архитектура и изобразительное искусство – скульптура, живопись, графика; искусство прикладное – резьба, чеканка, литье; все это для нас – различные виды искусства – особая область культуры. Музыка тогда была особым видом творчества, но не особой областью искусства; она была элементом того, что мы называем домашним музицированием.
Особым явлением культуры был весь комплекс – поэзия, повести, дневники, записки, картины-свитки, яматоэ (живопись Ямато ), театральные представления, вместе взятые, то есть художественная культура в целом. Обособление ее отдельных отраслей и, что не менее важно, общественное осознание этих отраслей как особых видов искусства произошло позднее.
Художественная культура была представлена многими выдающимися творцами, подлинными мастерами различных жанров искусства и литературы. И то, что они создавали, подымалось над общим уровнем, нередко очень высоко. Звания писателя, как и поэта, тогда не существовало. Не было и особого звания художника-живописца, скульптора и т. д. Особое место в этой художественной культуре занимало буддийское искусство, но и к нему никто не относился как к искусству.
Такова картина культуры этого этапа японского средневековья, этапа, на котором сложился исторически первый облик национального лица японской культуры в целом.
В XI веке настроение хейанского общества стало меняться. И чем далее, тем заметнее. В различные области культуры все больше проникают вкусы и настроения, близкие простому народу, как городскому – всяких профессий и родов занятий, так и деревенскому – крестьянству.
На поверхность истории выходят именно эти слои общества со своей жизнью и со своим творчеством: поэзией – песнями, прозой – рассказами; со своими театральными представлениями.
Сборник – драгоценный памятник литературы, свидетельство того, что Япония тогда жила в какой-то мере общей жизнью с другими народами своего культурного круга, свидетельство связи с Китаем – из него была занесена не только ученая литература, своды законов, исторические произведения, не только высокая литературная поэзия, но и фольклор: свидетельство того, сколь многим японская куль
Тура была обязана буддийским проповедникам, перенесшим вместе с сутрами и шастрами свой церковный фольклор – агиографическую литературу, прозу и поэзию легенд, сказаний, сказок.
С Х – XI веков в провинции возникает буддийское искусство, не уступающее столичному. К XII веку вместе с буддизмом по всей стране распространились виды искусства, которое он всегда нес с собой: зодчество, ваяние, живопись, художественное литье. В сфере искусства, сопутствующего буддизму, появилось кое-что, идущее от простого народа – прихожан и богомольцев: это фигурки, вырезанные из дерева и изображающие различные буддийские персонажи.
Резьба по дереву – один из типичнейших видов народного художественного ремесла:, оно, несомненно, существовало и до этого, но буддизм дал таким народным мастерам новый и богатый сюжетный материал. Об этом искусстве мы знаем по образцам, относящимся к более позднему времени, но кое-что, правда немногое, все же сохранилось от Х века; например, изделия ната-бори, то есть резьба ната (коротким ножом с широким лезвием).
С XI века явно обозначились признаки упадка правящего слоя господствующего класса того времени. Падала сила хэйанской аристократии, мельчали ее представители, слабела ее творческая энергия и тускнел блеск культуры, ею созданной, а с угасанием этого блеска стала все заметнее выходить из тени другая культура – народная, и на ее почве, на ее фоне, стал складываться второй по исторической последовательности лик культуры феодального общества Японии.
Кто же был создателем этого исторически нового облика японской культуры? Создателем первого был тот слой господствующего класса, который вошел в историю под именем кугэ., придворной аристократии и примыкающими к. ней слоями высших чиновников и поместной. знати; создателем второго – другой слой этого класса, вошедший в историю с именем букэ (военного дворянства). И все же, несмотря на появление этого слоя, старая аристократия продолжала существовать и, что было действительно важно, упорно держалась за свои традиции, свою культуру.
На поверхность культурной жизни вышел опять народ, и первыми деятелями новой народной культуры были именно певцы-сказители. Но творчество в этой сфере не ограничилось лишь формой сказа: из него родилась и литература эпохи, ее главный вид – эпическая поэма. В Японии ее назвали словом гунки (описание войн) или сэнки (описание сражений).
Сказания записывались, обрабатывались, соединялись в сюжетные циклы; циклы сцеплялись друг с другом, и в результате получались целые эпопеи.
Кто же записывал эти сказания? Ответ ясен: монахи. Надо учитывать, что в XII – XIII веках монахи были уже не те, что их собратья в IX – XI веках. Буддизм за эти века далеко шагнул в провинцию, в деревню, то есть в народную среду. С расширением орбиты буддизма соединялось и расширение его личного состава: массу монашества составляли люди, гораздо более близкие к народу, чем первоначальные деятели буддизма.
Они записывали сказания о сражениях, подвигах, злодействах. Работа составителей эпопей видна в таком – весьма существенном с точки зрения истории культуры – факте: в том, каким языком эти сказания записаны и каким письмом. И тут перед нами нечто, говорящее о наступлении новой эпохи в культуре.
Язык хэйанской поэзии и прозы по лексике – чисто японский, примесь китайских слов в нем количественно незначительна и притом ограниченна определенным кругом. Однако с течением времени в обиходный язык стали проникать в китайской языковой оболочке и понятия буддийского учения и правовые, социальные, эргономические, политические термины, которыми были заполнены тексты составленных уже в Японии кодексов. Тем самым в обычную речь вошел и непрерывно возрастал слой китайской лексики.
Надо помнить, что китайская лексика буддизма в известной части просто фонетически по-китайски отредактированная лексика оригинальных языков буддийского писания – санскрита и пали.
Соответственно изменилось и графическое переложение языка: вместо канабун (письма знаками каны ) появилось канамадзирибун (письмо, смешанное со знаками каны, то есть частично китайскими иероглифами, частично знаками каны ). Но китайское письмо – письмо в основе своей идеографическое, японское – фонографическое, следовательно, канамадзирибун – соединение двух противоположных по своему качеству систем письма. И такое соединение оказалось практически применимым. В XII – XIII ве
Ках это носило еще ограниченный характер, но все же уже было началом нового положения в языке и письменности, что имеет не только огромное значение для многих сторон культуры, но и само по себе представляет один из самых важных элементов культуры в целом.
Итак, культура, создаваемая военным дворянством, ярко выразилась в гунки. В них мы видим и облик человека эпохи; в первую очередь, конечно, ее героя. Герой этот – буси, воин, рыцарь, как говорилось на Западе в соответствующую пору европейского средневековья.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)