ЧАЦКИЙ – герой комедии А. С. Грибоедова “Горе от ума” (1824; в первой редакции написание фамилии – Чадский). Вероятные прототипы образа – П. Я. Чаадаев (1796-1856) и В. К. Кюхельбекер (1797-1846). Характер действий героя, его высказывания и взаимоотношения с другими лицами комедии дают обширный материал для раскрытия темы, заявленной в названии.
Александр Андреевич Ч. – один из первых романтических героев русской драматургии, и как романтический герой он, с одной стороны, категорически не приемлет косную среду, знакомую ему с детства, те идеи, которые рождает и пропагандирует эта среда; с другой – глубоко и эмоционально “проживает” обстоятельства, связанные с его любовью к Софье. Отношения Ч. со средой могли быть подсказаны Грибоедову комедией “Мизантроп” Мольера и ее героем Альцестам, но лирическая стихия выявлена в образе столь “избыточно”, что эта особенность позволяет нарушить привычные для литературоведческих схем подходы и отделить этого персонажа от классицистической традиции. Само сюжетное развитие доказывает, что Ч. – романтический герой:
тема странствий открывает его появление в доме Фамусова, где ждет его “загадка” любви Софьи, разгадать которую он сможет только в финале пьесы, когда случайные обстоятельства позволят ему увидеть и понять суть происходящего.
Активность Ч. касается преимущественно сферы “идей” и почти не распространяется на конкретное движение фабулы. Гораздо более активны в достижении желаемых для них результатов Софья и Молчалин – антагонисты Ч. Обаяние героя Грибоедова складывается из тех новых личностных свойств, которые открывают для литературы романтики: сила характера героя определяется не его властью над обстоятельствами, а внутренней жизнью, которой свойственна “странность”, несхожесть с общепринятой нормой.
С появлением Ч. в замкнутую атмосферу московского особняка Фамусовых врывается сквозняк, сопровождавший героя в долгом пути в почтовой карете. Грибоедовская Москва окружена широкими заснеженными просторами: оттуда явился Ч. Мотив стремительного пути развивается уже в первых словах Ч., произносимых на сцене: “Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря, // Верст больше семисот пронесся. Ветер, буря; // И растерялся весь…” Образ Ч. символизирует огромные пространства, из которых он появился. Иное основание московской жизни – “день за день, нынче, как вчера”.
Последовательно отмечаемые в календаре Фамусова вторники, четверги, субботы и связанные с ними обязанности сменяют друг друга в торжественном ритме этапов, положенных каждому живущему по “московскому” стилю.
Ч. резко отличается от окружающих персонажей. Об этом можно судить по тому, как он ведет себя в наиболее конфликтных ситуациях. В своих реакциях на события Ч. немного запаздывает, он словно не успевает за развитием внешнего действия. Это происходит потому, что герой одержим любовью к Софье и вообще отделен от происходящего рядом с ним.
Роковое непонимание смысла событий, которые так тесно соприкасаются именно с его жизнью, неловкость многочисленных попыток связаться с “фамусовским” миром через Софью, ее враждебное нежелание понять его рождают нервное “безумие”, “нетрезвость речи” (Гончаров), которая столь заметна в последних сценах пьесы. Герой Грибоедова проходит мучительный путь от неведения к трагическому узнаванию истины. Житейскую философию Софьи Ч. вдруг понял до тонкостей, до мелочей: “Вы помиритесь с ним по размышле-ньи зрелом…” В финальной сцене пьесы Ч. “выбирает себя”, он исключает для себя всякую возможность сыграть другие роли, кроме своей собственной. Никакого компромисса не происходит.
Отсюда и решение: “бегу, не оглянусь, пойду искать по свету…”. Герой Грибоедова уезжает, унося с собой репутацию безумного, продолжая свой путь, прерванный в начале сюжета.
Сценическая судьба “Горя от ума” сложилась так, что в печать, а затем и на сцену пьеса попала в искаженном виде. Поэтому современникам трудно было понять авторский замысел образа Ч. Они его отнесли к амплуа резонера, что никак не отвечает сложности сценического характера, созданного Грибоедовым. Первые исполнители роли Ч. (в Петербурге и в Москве), крупные, незаурядные актеры – И. И. Сосницкий, сыгравший Ч. с сценах из “Горя от ума”, В. А. Каратыгин, П. С. Моча-лов, исполнявшие уже всю пьесу, – были поставлены в невыгодные условия. Удавались части, но не складывалось целое. Полный текст пьесы был разрешен цензурой в 1863 году.
В условиях другой эпохи, иного художественного стиля образ Ч. был скорректирован социально и психологически, стал ближе к образам Островского. Великие актеры середины девятнадцатого века И. В. Самарин, С. В. Шумский, А. П. Ленский исполняли Ч. более глубоко, художественно цельно, остро драматично. Но целая россыпь романтических красок и оттенков, данная автором образу Ч., исчезла.
В дальнейшем “Горе от ума”, оставаясь репертуарной пьесой, обрастает трафаретами сценического исполнения. В 1928 году необычный спектакль В. Э. Мейерхольда “Горе уму” заново открыл обширный круг проблем, связанных с поэтикой комедии Грибоедова и представил новую концепцию героя. Э. П. Гарин в роли Ч. соединял в себе лирическое и характерное.
Смотревшие спектакль сравнивали его то с самим Грибоедовым, то с Александром Одоевским, то с Чаадаевым, то с молодыми мечтательными героями новелл Гофмана.
В спектакле Г. А. Товстоногова “Горе от ума” (1962) роль Ч. исполнял С. Ю. Юрский. Основная эмоция образа – искренняя, заполняющая всего героя, вновь вспыхнувшая в момент встречи любовь к Софье; основное свойство характера – свободное дыхание, полная внутренняя непосредственность в ощущении жизни, не смягченная никакими дополнительными соображениями житейского расчета. Ч. в спектакле Товстоногова окружали не карикатурные монстры, а умные и сильные антагонисты.
Борьба с ними отнимала все силы героя, становилась опасной для жизни. “Безумие” Москвы обретало в трактовке режиссера фантасмагорический характер.
Лирика и ирония, патетика и сарказм своеобразно соединены Грибоедовым в один поэтический стиль “комедии в стихах”, которая требует соответствующей сценической формы, более сложной и изощренной, чем жанр социально-бытовой комедии. Ч. как образ – часть этого стиля, преломление известной мысли Грибоедова, что пьеса подобна “превосходному стихотворению”.