“Сказание о белом клобуке”; “Сказание о князьях Владимирских” Пахомия Серба; Послание старца Филофея. Путешествия: епископа Авраамия; инока Симеона. Почти все произведения нашей древней литературы проникнуты идеей национального единства. Вспомним воззвание автора “Слова о полку Игореве” ко всем князьям русским, вспомним черниговского игумена Даниила, молившегося за всю Русь.
Идея эта крепнет и переходит в: чувство национальной гордости с возвышением Москвы, с объединением вокруг Москвы всех удельных княжеств. К этому еще прибавляется и становится главной идеей сознание того, что одна Россия сохранила православную веру в ее чистоте, в то время, как Византия подчинилась Риму.
Известно, что Россия не признала постановления Флорентийского Собора (;1439 года), тогда как Византия заключила унию и признала главенство папы. Митрополит Исидор, назначенный Константинополем митрополитом Московским, подписавший без ведома русского духовенства и великого князя унию, был арестован князем Василием Им, бежал и едва спасся в Литву. Через 14 лет после Флорентийской унии
Константинополь был завоеван турками.
Русские люди видели в этом наказание Божие за нехранение православной веры.
В 1480 году Русь сбросила с себя татарское иго. Московское государство росло и крепло. Брак Иоанна Ш-го с Софией Палеолог еще больше укрепил у русских людей мысль, что Москва является как бы преемницей Византии. В конце ХV-го века появляются несколько сказаний и легенд, подтверждающих эту мысль.
Таково было новгородское сказание “о белом клобуке”, который раньше находился в Риме; после разделения церквей он хранился в Константинополе, а затем был прислан константинопольским патриархом новгородскому архиепископу Василию; с тех пор белый клобук был отличием новогородских епископов.
В другом “сказании”, написанном уже известным нам Па-хомием Сербом, “о князьях Владимирских”, говорится, что Рюрик происходит от “рода римска Августа царя” и рассказывается подробно о том, как князь Владимир Мономах получил от императора Константина царский венец (шапку Мономаха) и все царские отличия в знак того, что ему вверяется забота о хранении веры православной, о соблюдении церкви Божией в покое и безмятежии. Но ярче всего идея о том, что Москва – преемница Византии, выразилась в послании старца Филофея к великому князю Василию Ивановичу Ш-му. Филофей был человеком мало известным.
Сам он говорит, что он – “невежда в премудрости, не в Афинах родился, ни у мудрых философов учился: учился есмь книгам благодатного закона”. Он говорит, что Рим потерял свое значение, “пал” при разделении церквей, первенство перешло к Византии, Константинополь стал вторым Римом; но и Константинополь, не сохранив верности православной вере (Флорентийская уния), пал и в наказание Бог предал его в руки турок, теперь третьим Римом стала Москва, одно Московское царство стоит “благодатию Христовой”, “Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти”.
Эта идея Третьего Рима была очень популярна среди русских людей в ХV-м и ХVI-м веке. К ХV-му веку относятся очень интересные описания путешествий. Из них “Исхождение на 8-й собор” епископа Авраамия (Суздальского) и повесть инока Симеона (иерея) описывают поездку этих двух авторов вместе с митрополитом Исидором на Флорентийский Собор в 1439 году. Авраамий, епископ Суздальский, подробно описывает мистерию, изображавшую Благовещение, которую он видел в одном католическом монастыре во Флоренции.
Представление очень понравилось ему: “Сие чудное видение и хитрое деяние”, пишет он, “видели мы во граде Флоренции”.
Сцена была разделена на два этажа; наверху сидел человек, изображавший Бога-Отца, окруженного ангелами; внизу – “благообразный отрок”, изображавший Богородицу; сверху спускался на веревках архангел Гавриил с крыльями за плечами, и между ним и Богородицей разыгрывалась сцена Благовещения.
Повесть инока Симеона подробно описывает все путешествие митрополита Исидора во Флоренцию и сам собор. Симеон живо и интересно рассказывает о всем, что поразило его в чужих странах: еще в Люнеберге его поразило устройство водопровода. Он описывает фонтаны, статуи (“бронзовых людей”) у которых вода вытекает “у иного из уст, а у иного из ока, у иного из локтя, а у иного – из ноздрию”.
Ой восхищается красотой Тирольских гор: “дивны горы те и толикой высоты суть, яко облаки в пол их ходят, и облаки от них ся взимают, снези же лежат на них от сотворения гор тех”. Во Флоренции он видел зверинец (“двадцать два лютых зверя”), осматривал производство шелка, больницу, богадельню – все это ему понравилось.
Но совсем иначе говорит инок Симеон о самом Флорентийском Соборе. Глубоко убежденный в истине православия, Симеон еще в Юрьеве был неприятно поражен тем, что митрополит Исидор приложился сперва к католическому кресту, а потом – к православному. На соборе сразу же определились симпатии и антипатии Симеона. Он осуждает греков, которые из-за материальной выгоды признали главенство папы, осуждает своего митрополита Исидора, уклоняющегося от православия, и сочувствует только тем греческим митрополитам, которые твердо стоят за православную веру.
Взяв благословение у одного из них, инок Симеон вместе с русским послом бежал из Италии и вернулся в Москву. Оканчивает он свою повесть восхвалением великого князя Василия По, который был защитником православной веры, не допустил на Руси унии и арестовал вернувшегося из Флоренции митрополита Исидора.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)