В августе 1942 г. в газете “Правда” были опубликованы пьесы А. Корнейчука “Фронт” и К. Симонова “Русские люди”. В этом же году Л. Леонов написал пьесу “Нашествие”. Особый успех имел “Фронт” А. Корнейчука.
Получив личное одобрение Сталина, пьеса ставилась во всех фронтовых и тыловых театрах. В ней утверждалось, что на смену зазнавшимся командирам времен гражданской войны (командующий фронтом Горлов) должно прийти новое поколение военачальников (командующий армией Огнев).
Е. Шварц в 1943 г. написал пьесу “Дракон”, которую известный театральный режиссер Н. П. Акимов поставил летом 1944 г. Спектакль был запрещен, хотя официально признавался антифашистским. Пьеса увидела свет уже после смерти автора. В притче-сказке Е. Шварц изобразил тоталитарное общество: в стране, где долгое время правил Дракон, люди так привыкли к насилию, что оно стало казаться нормой жизни.
Поэтому, когда появился странствующий рыцарь Ланцелот, сразивший Дракона, народ оказался не готов к свободе.
Антифашистской назвал свою книгу “Перед восходом солнца” и М. Зощенко.
Книга создавалась в дни войны с фашизмом, отрицавшим образованность и интеллигентность, будившим в человеке звериные инстинкты. Е. Шварц писал о привычке к насилию, Зощенко – о покорности страху, на которой как раз и держалась государственная система. “Устрашенные трусливые люди погибают скорей. Страх лишает их возможности руководить собой”, – говорит писатель. Зощенко показал, что со страхом можно успешно бороться.
Во время травли 1946 г. ему припомнили эту повесть, написанную, по определению автора, “в защиту разума и его прав”.
С 1943 г. возобновилось планомерное идеологическое давление на писателей, истинный смысл которого тщательно скрывался под маской борьбы с пессимизмом в искусстве. К сожалению, деятельное участие в этом принимали и они сами. Весной того года в Москве состоялось совещание литераторов.
Его целью явилось подведение первых итогов двухлетней работы писателей в условиях войны и обсуждение главнейших задач литературы, путей ее развития. Здесь впервые было подвергнуто резкой критике многое из созданного в военное время. Например, Н. Асеев, имея в виду те главы из поэмы А. Твардовского “Василий Теркин”, которые к тому времени были опубликованы, упрекал автора в том, что это произведение не передает особенностей Великой Отечественной войны.
В. Инбер в августе 1943 г. напечатала статью “Разговор о поэзии”, в которой критиковала О. Берггольц за то, что она и в 1943 г. продолжала писать о своих переживаниях зимы 1941 – 1942 гг. Писателям ставили в вину, что они не успевают за постоянно меняющейся военно-политической обстановкой. Художники требовали от художников же отказа от свободы выбора тем, образов, героев, ориентировали на сиюминутность.
В переживаниях О. Берггольц В. Инбер увидела “душевное самоистязание”, “жажду мученичества”, “пафос страдания”. Писателей предупреждали, что из-под их пера могут выйти строки, не закаляющие сердца, а, наоборот, расслабляющие их.
В конце января 1945 г. драматурги собрались на творческую конференцию “Тема и образ в советской драматургии”. Выступающих было много, но особо следует выделить речь Вс. Вишневского, всегда учитывавшего “линию партии”. Он говорил о том, что теперь нужно заставить редакторов и цензоров уважать литературу и искусство, не толкать художника под руку, не опекать его. Но означали ли слова Вишневского изменение политики партии в области литературы?
Дальнейшие события показали, что надежды на это были напрасны. Вишневский апеллировал к Сталину: “Сталин отложит в сторону все военные папки, он придет и скажет нам целый ряд вещей, которые нам помогут. Так ведь было до войны.
Он первый приходил к нам на помощь, рядом были его соратники, был и Горький. И та растерянность, которая владеет некоторыми людьми неизвестно почему, – она отпадет”. И Сталин действительно “сказал целый ряд вещей”: уже с мая 1945 г. началась подготовка к разгромным постановлениям 1946 г.
В это же время к Сталину обращались в своих многочисленных стихотворных посланиях те поэты, которых лишили возможности быть услышанными. Речь идет о творчестве узников ГУЛАГа. Среди них были и уже признанные художники, и те, кто до ареста не помышлял о литературной деятельности. Их творчество еще ждет своих исследователей.
Годы войны они провели за решеткой, но обиду держали не на Родину, а на тех, кто лишил их права защищать ее с оружием в руках. В. Боков объяснял репрессии трусостью и лживостью “Верховного”:
Товарищ Сталин!
Слышишь ли ты нас?
Заламывают руки,
Бьют на следствии.
О том, что невиновных
Топчут в грязь,
Докладывают вам
На съездах и на сессиях?
Ты прячешься,
Ты трусишь,
Ты нейдешь,
И без тебя бегут в Сибирь
Составы скорые.
Так значит, ты, Верховный,
Тоже ложь,
А ложь подсудна,
Ей судья – история!
В лагерях вынашивали сюжеты будущих книг А. Солженицын, В. Шаламов, Д. Андреев, Л. Разгон, О. Волков, писали стихи – огромная армия “врагов” внутренне противостояла в годы войны сразу двум силам – Гитлеру и Сталину. Надеялись ли они найти читателя? Конечно. Их лишили слова, как и Шварца, Зощенко, многих других.
Но оно – это слово – было произнесено.
В годы войны не были и вряд ли могли быть созданы художественные произведения мирового значения, но будничный, каждодневный подвиг русской литературы, ее колоссальный вклад в дело победы своего народа над смертельно опасным врагом не может быть ни переоценен, ни забыт.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)