“Моя лирика жива одной большой любовью, любовью к родине. Чувство родины – основное в моем творчестве”, – говорил о себе Сергей Александрович Есенин. И действительно – главное, что можно сказать о стихах поэта: они русские по своему духу.
По точным словам Алексея Максимовича Горького, “Сергей Есенин не столько человек, сколько орган, созданный природой исключительно для поэзии, для выражения неисчерпаемой “печали полей”, любви ко всему живому в мире и милосердия, которое – более всего иного – заслужено человеком”.
Всеобщее признание творчества Есенина выразилось, в частности, в том, что многие его стихотворения стали народными песнями; в их числе и то, которое начинается словами: “Не жалею, не зову, не плачу…”
Это стихотворение-песня содержит лирические раздумья поэта о конечности человеческой жизни. В первой строфе автор говорит о том, что молодость его прошла, но эта мысль не вызывает у него горечи, а лишь смирение перед неотвратимостью законов бытия:
Не жалею, не зову, не плачу,
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданья
золотом охваченный,
Я не буду больше молодым.
В последующих строфах ряд образов продолжают развитие начальной мысли. С уходом молодости исчезают “буйство глаз и половодье чувств”, остывают эмоции, замедляется ритм сердца, “тронутого холодком”. Постепенно покидает лирического героя и “дух бродяжий” – его не тянет больше “шляться босиком” по стране “березового ситца”…
И вдруг элегический тон стихотворения словно взрывается неожиданным вопросом поэта:
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
И вместо ответа следует ставшее знаменитым романтическое сравнение, показывающее нам лирического героя подростком, а может быть, юношей:
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Философский вывод из всего стихотворения содержится в заключительной строфе:
Все мы, все мы в этом мире тленны,
Тихо льется с кленов листьев медь…
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть.
Да, жизнь изначально трагична, потому что конечна. И не в силах человека изменить законы природы. Но сознание неизбежности конца не вызывает у лирического героя страха, отчаяния или равнодушия.
Он благословляет все живое. В этом четверостишии нетрудно заметить перекличку с пушкинским отношением к бренности всего живого, высказанным в позднем стихотворении “Вновь я посетил…”:
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть…
Так же, как Пушкин, Есенин верит в то, что после окончания его пребывания на земле жизнь будет продолжаться и расцветать.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)