Пошатнулся сталинский миф о единой советской культуре, о едином и самом лучшем методе советского искусства – социалистическом реализме. Оказалось, что не забыты ни традиции Серебряного века, ни импрессионистические и экспрессионистические поиски 1920-х годов. “Мовизм” В. Катаева, проза В. Аксенова и т. п., условно-метафорический стиль поэзии А. Вознесенского, Р. Рождественского, В. Сосноры тех лет, возникновение “Лианозовской” школы живописи и поэзии, выставки художников-авангардистов, экспериментальные театральные постановки – это явления одного порядка. Налицо было возрождение искусства, развивающегося по имманентным законам, посягать на которые государство не имеет права.
Искусство “оттепели” жило надеждой. В поэзию, театр, кино ворвались новые имена: Б. Слуцкий, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина, Б. Окуджава, Н. Матвеева. Заговорили долго молчавшие Н. Асеев, М. Светлов, Н. Заболоцкий, Л. Мартынов…
Возникли новые театры: “Современник” (1957 г.; режиссер – О. Ефремов), Театр драмы и комедии на Таганке (1964 г.; режиссер – Ю. Любимов), Театр
МГУ… В Ленинграде с успехом шли спектакли Г. Товстоногова и Н. Акимова; на театральные подмостки возвратились “Клоп” и “Баня” В. Маяковского, “Мандат” Н. Эрдмана… Посетители музеев увидели картины К. Петрова-Водкина, Р. Фалька, раскрывались тайники спецхранов, запасники в музеях.
В кинематографии появился новый тип киногероя – рядового человека, близкого и понятного зрителям. Такой образ был воплощен Н. Рыбниковым в фильмах “Весна на Заречной улице”, “Высота” и А. Баталовым в фильмах “Большая семья”, “Дело Румянцева”, “Дорогой мой человек”.
После XX съезда партии появилась возможность по-новому осмыслить события Великой Отечественной войны. До истинной правды, конечно же, было далеко, но на смену ходульным образам приходили обыкновенные, рядовые люди, вынесшие на своих плечах всю тяжесть войны. Утверждалась правда, которую некоторые критики презрительно и несправедливо называли “окопной”.
В эти годы были опубликованы книги Ю. Бондарева “Батальоны просят огня” (1957), “Тишина” (1962), “Последние залпы” (1959); Г. Бакланова “Южнее главного удара” (1958), “Пядь земли” (1959); К. Симонова “Живые и мертвые” (1959), “Солдатами не рождаются” (1964); С. Смирнова “Брестская крепость” (1957-1964) и др.
Военная тема по-новому прозвучала в первом же программном спектакле “Современника” “Вечно живые” (1956) по пьесе В. Розова. Лучшие советские фильмы о войне получили признание не только в нашей стране, но и за рубежом: “Летят журавли”, “Баллада о солдате”, “Судьба человека”.
Особое звучание в период “оттепели” приобрела проблема молодежи, ее идеалов и места в обществе. Кредо этого поколения выразил В. Аксенов в повести “Коллеги” (1960): “Мое поколение людей, идущих с открытыми глазами. Мы смотрим вперед и назад, и себе под ноги…
Мы смотрим ясно на вещи и никому не позволим спекулировать тем, что для нас свято”.
Возникали новые издания: “Молодая гвардия” А. Макарова, “Москва” Н. Атарова, альманахи “Литературная Москва” и “Тарусские страницы” и др.
В “оттепельные” годы к читателю вернулись прекрасная проза и поэзия. Публикации стихов А. Ахматовой и Б. Пастернака вызвали интерес и к их раннему творчеству, вновь вспомнили об И. Ильфе и Е. Петрове, С. Есенине, М. Зощенко, были изданы еще недавно запретные книги Б. Ясенского, И. Бабеля… 26 декабря 1962 г. в Большом зале ЦДЛ прошел вечер памяти М. Цветаевой.
Перед этим вышел небольшой ее сборничек. Современники воспринимали это как торжество свободы.
В начале сентября 1956 г. впервые во многих городах был проведен Всесоюзный День поэзии. Известные и начинающие поэты “вышли к народу”: стихи читались в книжных магазинах, клубах, школах, институтах, на открытых площадках. В этом не было ничего общего с пресловутыми “творческими командировками” от Союза писателей прежних лет.
Стихи ходили в списках, переписывались, заучивались наизусть. Поэтические вечера в Политехническом музее, концертных залах и в Лужниках собирали огромные аудитории любителей поэзии.
Поэты падают,
Дают финты
Меж сплетен, патоки
И суеты,
Но где б я ни был – в земле, на Ганге, –
Ко мне прислушивается
Магически
Гудящей
Раковиною
Гиганта
Ухо
Политехнического! –
Так в стихотворении “Прощание с Политехническим” (1962) определил А. Вознесенский взаимоотношения поэта и его аудитории.
Причин поэтического бума было немало. Это и традиционный интерес к поэзии Пушкина, Некрасова, Есенина, Маяковского, и память о стихах военных лет, которые помогали выстоять, и гонения на лирическую поэзию в послевоенные годы…
Когда начали печатать стихи, свободные от морализаторства, публика потянулась к ним, в библиотеках выстраивались очереди. Но особый интерес вызывали “эстрадники”, стремившиеся осмыслить прошлое, разобраться в настоящем. Их задиристые стихи будоражили, заставляли включаться в диалог, напоминали о поэтических традициях В. Маяковского.
Возрождению традиций “чистого искусства” XIX в., модернизма начала XX в. способствовало издание и переиздание, хотя и в ограниченных объемах, произведений Ф. Тютчева, А. Фета, Я. Полонского, Л. Мея, С. Надсона, А. Блока, А. Белого, И. Бунина, О. Мандельштама, С. Есенина.
Запретные ранее темы начали интенсивно осваиваться литературоведческой наукой. Труды о символизме, акмеизме, литературном процессе начала XX в., о Блоке и Брюсове еще нередко страдали социологизаторским подходом, но все же вводили в научный оборот многочисленные архивные и историко-литературные материалы. Пусть небольшими тиражами, но публиковались работы М. Бахтина, труды Ю. Лотмана, молодых ученых, в которых билась живая мысль, шли поиски истины.
Интересные процессы происходили в прозе. В 1955 г. в “Новом мире” был напечатан роман В. Дудинцева “Не хлебом единым”, где энтузиасту-изобретателю Лопаткину всячески мешали бюрократы типа Дроздова. Роман заметили: о нем говорили и спорили не только писатели и критики.
В коллизиях книги читатели узнавали самих себя, друзей и близких.
В Союзе писателей дважды назначали и отменяли обсуждение романа на предмет издания его отдельной книгой. В конце концов большинство выступающих роман поддержали. К. Паустовский увидел заслугу автора в том, что он сумел описать опасный человеческий тип: “Если бы не было дроздовых, то живы были бы великие, талантливые люди – Бабель, Пильняк, Артем Веселый…
Их уничтожили Дроздовы во имя собственного благополучия…
Народ, который осознал свое достоинство, сотрет дроздовых с лица земли. Это первый бой нашей литературы, и его надо довести до конца”.
Как видим, каждая публикация подобного рода воспринималась как победа над старым, прорыв в новую действительность.
Самым значительным достижением “оттепельной” прозы стало появление в 1962 г. на страницах “Нового мира” повести А. Солженицына “Один день Ивана Денисовича”. Она произвела на А. Т. Твардовского, который вновь возглавил журнал, сильное впечатление. Решение публиковать пришло сразу же, но потребовался весь дипломатический талант Твардовского, чтобы осуществить задуманное.
Он собрал восторженные отзывы самых именитых писателей – С. Маршака, К. Федина, И. Эренбурга, К. Чуковского, назвавшего произведение “литературным чудом”, написал введение и через помощника Хрущева передал текст Генеральному секретарю, который склонил Политбюро разрешить публикацию повести.
По свидетельству Р. Орловой, публикация “Одного дня Ивана Денисовича” вызвала необычайное потрясение. Хвалебные рецензии напечатали не только К. Симонов в “Известиях” и Г. Бакланов в “Литгазете”, но и В. Ермилов в “Правде”, А. Дымшиц в “Литературе и жизни”. Недавние твердокаменные сталинцы, бдительные “проработчики” хвалили ссыльного, узника сталинских лагерей.
Сам факт выхода в свет повести Солженицына вселял надежду, что появилась возможность говорить правду. В январе 1963 г. “Новый мир” напечатал его рассказы “Матренин двор” и “Случай на станции Кречетовка”. Союз писателей выдвинул Солженицына на Ленинскую премию.
Эренбург публиковал “Люди, годы, жизнь”. Мемуарное произведение казалось современнее злободневных романов. Спустя десятилетия писатель осмыслял жизнь страны, выходящей из немоты сталинской тирании. Эренбург предъявлял счет и самому себе, и государству, нанесшему тяжкий урон отечественной культуре.
В этом суть покаянного смысла и острейшей общественной актуальности этих мемуаров, которые вышли все же с купюрами, восстановленными только в конце 1980-х годов.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)