Война оказала большое влияние на духовный климат общества. Сформировалось поколение, ощутившее в связи с победой чувство собственного достоинства. Люди жили надеждой на то, что с окончанием войны все изменится к лучшему. Побывавшие в Европе воины-победители увидели совсем другую жизнь, сравнивали ее с собственной, довоенной. Все это пугало правящую партийную элиту.
Ее существование было возможно только в атмосфере страха и подозрительности, при жестком контроле над умами, деятельностью творческой интеллигенции.
В последние годы войны были проведены репрессии против целых народов – чеченцев, ингушей, калмыков и ряда других, поголовно обвиненных в предательстве. Не домой, а в лагеря, в ссылку отправлялись бывшие военнопленные и граждане, угнанные на работу в Германию.
Вся идеологическая работа в послевоенные годы была подчинена интересам административно-командной системы. Все средства были направлены на пропаганду исключительных успехов советской экономики и культуры, будто бы достигнутых под мудрым руководством “гениального вождя всех времен и народов”.
Образ процветающей державы, народ которой наслаждается благами социалистической демократии, получивший отражение в лакировочных книгах, картинах, фильмах, не имел ничего общего с реальностью.
Правда о жизни народа, о войне с трудом пробивала себе дорогу.
Возобновилось наступление на личность, на интеллигентность, на формируемый ею тип сознания. В 1940 – 1950-е годы творческая интеллигенция представляла собой повышенную опасность для партноменклатуры. С нее и началась новая волна репрессий уже послевоенного времени.
15 мая 1945 г. открылся Пленум Правления Союза писателей СССР. Н. Тихонов в докладе о литературе 1944 – 1945 гг. заявил: “Я не призываю к лихой резвости над могилами друзей, но я против облака печали, закрывающего нам путь”. 26 мая в “Литературной газете” О. Берггольц ответила ему статьей “Путь к зрелости”: “Существует тенденция, представители которой всячески протестуют против изображения и запечатления тех великих испытаний, которые вынес наш народ в целом и каждый человек в отдельности. Но зачем же обесценивать народный подвиг? И зачем же преуменьшать преступления врага, заставившего наш народ испытать столько страшного и тяжкого?
Враг повержен, а не прощен, поэтому ни одно из его преступлений, т. е. ни одно страдание наших людей не может быть забыто”.
Через год даже такая “дискуссия” уже была невозможна. ЦК партии буквально торпедировал русское искусство четырьмя постановлениями. 14 августа 1946 г. было обнародовано постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград”, 26 августа – “О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению”, 4 сентября – о кинофильме “Большая жизнь”.
В 1948 г. появилось постановление “Об опере В. Мурадели “Великая дружба”. Как видим, охвачены были основные виды искусства – литература, кино, театр, музыка.
В этих постановлениях содержались декларативные призывы к творческой интеллигенции создавать высокоидейные художественные произведения, отражающие трудовые свершения народа. В то же время деятели искусства обвинялись в пропаганде буржуазной идеологии: постановление о литературе, например, содержало несправедливые и оскорбительные оценки творчества и личности Ахматовой, Зощенко и других писателей и означало усиление жесткой регламентации как основного метода руководства художественным творчеством.
Поколения людей составляли свое мнение об Ахматовой и Зощенко, исходя из официальных оценок их творчества: постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград” изучалось в школах и было отменено только сорок лет спустя!
Зощенко и Ахматова были исключены из Союза писателей. Их перестали печатать, лишив заработка. Они не были отправлены в ГУЛАГ, но жить в положении отверженных, в качестве “наглядного пособия” для инакомыслящих, было невыносимо.
Почему же новая волна идеологических репрессий началась именно с этих художников слова? Ахматова, которая была отлучена от читателя на два десятилетия и объявлена живым анахронизмом, в годы войны вновь обратила на себя внимание прекрасными патриотическими стихами. За ее сборником 1946 г. у книжных магазинов с утра выстраивалась очередь, на поэтических вечерах в Москве ее приветствовали стоя. Большой популярностью пользовался Зощенко. Его рассказы звучали по радио и с эстрады.
Несмотря на то что книга “Перед восходом солнца” была раскритикована, до 1946 г. он оставался одним из самых уважаемых и любимых писателей.
Продолжались репрессии. В 1949 г. был арестован один из крупнейших русских религиозных философов первой половины XX в. Л. П. Карсавин. Страдая от туберкулеза в тюремной больнице, для выражения своих философских идей он обратился к стихотворной форме (“Венок сонетов”, “Терцины”). Умер Карсавин в заключении в 1952 г.
Десять лет (1947-1957) находился в заключении выдающийся русский мыслитель, философ, поэт Д. Л. Андреев. Во Владимирской тюрьме он работал над своим трудом “Роза мира”, писал стихи, свидетельствующие не только о мужестве в отстаивании своего призвания, но и о трезвом понимании того, что происходит в стране:
Не заговорщик я, не бандит.
Я – вестник другого дня.
А тех, кто сегодняшнему кадит,
Достаточно без меня.
Трижды арестовывалась поэтесса Анна Баркова. Ее стихи суровы, как и та жизнь, которую она вела столько лет:
Клочья мяса, пропитанные грязью,
В гнусных ямах топтала нога.
Чем вы были? Красотой? Безобразием?
Сердцем друга? Сердцем врага?..
Что им помогало выдержать? Сила духа, уверенность в своей правоте – и искусство. У А. А. Ахматовой хранилась тетрадка из бересты, где были процарапаны ее стихи.
Их записала по памяти одна из сосланных “жен врагов народа”. Стихи униженного великого поэта помогли ей выстоять, не сойти с ума.
Неблагоприятная ситуация сложилась не только в искусстве, но и в науке. Особенно пострадали генетика и молекулярная биология. На сессии ВАСХНИЛ в августе 1948 г. монопольное положение в агробиологии заняла группа Т. Д. Лысенко.
Хотя его рекомендации были абсурдны, их поддержало руководство страны. Учение Лысенко было признано единственно правильным, а генетика объявлена лженаукой. О том, в каких условиях приходилось работать противникам Лысенко, позже рассказал в романе “Белые одежды” В. Дудинцев.
Начало “холодной войны” отозвалось в литературе конъюнктурными пьесами “Русский вопрос” (1946) К. Симонова, “Голос Америки” (1949) Б. Лавренева, “Миссурийский вальс” (1949) Н. Погодина. Было, например, раздуто “дело Клюевой – Роскина” – ученых, которые, издав на родине книгу “Биотерапия злокачественных опухолей”, передали рукопись американским коллегам через секретаря Академии медицинских наук СССР В. В. Парина. Последний был осужден на 25 лет как шпион, а авторы вместе с министром здравоохранения преданы “суду чести” и объявлены “безродными космополитами”.
Эта история моментально была использована в пьесах “Чужая тень” (1949) К. Симонова, “Великая сила” (1947) Б. Ромашова, “Закон чести” (1948) А. Штейна. По последнему произведению срочно был снят фильм “Суд чести”. В финале общественный обвинитель – военный хирург, академик Верейский, обращаясь к наэлектризованному залу, обличал профессора Добротворского: “Именем Ломоносова, Сеченова и Менделеева, Пирогова и Павлова… именем Попова и Ладыгина… Именем солдата Советской Армии, освободившего поруганную и обесчещенную Европу!
Именем сына профессора Добротворского, геройски погибшего за отчизну, – я обвиняю!” Демагогический стиль и пафос обвинителя живо напомнили выступления А. Вышинского на политических процессах 1930-х годов. Однако о пародировании не было и речи. Такой стиль был принят повсеместно. В 1988 г. Штейн по-другому оценивал свое сочинение: “…Мы все, и я в том числе, несем ответственность за то, что были… в плену слепой веры и доверия к высшему партийному руководству”. Еще более резко обозначил причину появления подобных произведений в кино, литературе, живописи, скульптуре Е. Габрилович: “Я немало писал для кино.
И все же, конечно, далеко не обо всем. Почему? Неужели (ведь именно так оправдываются сейчас) не видел того, что творилось?
Все видел, вполне, вплотную. Но промолчал. Причина?
Ладно, скажу: не хватало духа. Мог жить и писать, но не было сил погибнуть”.
Участие в подобных акциях сулило немалые выгоды. Штейн за фильм “Суд чести” получил Сталинскую премию.
Официально одобренные повести, романы, пьесы, фильмы, спектакли, картины, как правило, разрушали престиж культуры в народном сознании. Этому же способствовали бесконечные проработочные кампании.
В послевоенные годы продолжалась начавшаяся еще до войны борьба с “формализмом”. Она охватила литературу, музыку, изобразительное искусство. В 1948 г. состоялись Первый Всесоюзный съезд советских композиторов и трехдневное совещание деятелей музыкального искусства в ЦК партии. В результате советских композиторов искусственно разделили на реалистов и формалистов.
При этом в формализме и антинародности обвинялись самые талантливые – Д. Шостакович, С. Прокофьев, Н. Мяековский, В. Шебалин, А. Хачатурян, произведения которых вошли в мировую классику.
Созданная в 1947 г. Академия художеств СССР уже с первых лет своего существования тоже включилась в борьбу с “формализмом”.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)