Романтическое движение в немецкой литературе началось на исходе столетия. Новые, тенденции возникли в творчестве писателей, детство которых пришлось на годы Французской революции.1789 г., а юность – на первые послереволюционные годы. Романтикам довелось остро почувствовать и силу напора исторического развития, и упрямую сопротивляемость феодально-бюргерской Германии такому ходу истории.
В послереволюционной Европе, несмотря на противодействие дворянства и его мечту о реванше, укреплялось классовое господство буржуазии, обнажались противоречия буржуазных отношений. В Германии же продолжали господствовать старые феодально-монархические порядки. Патриотическое движение масс против нашествия Наполеона было использовано монархическими” правительствами для укрепления существующего строя. Мертвое, уже давно себя изжившее притворялось живым, а живое не могло распрямиться, опутанное сетями мертвого.
Закономерностей исторического развития романтики еще не могли постигнуть – они видели только, что все сдвинулось с места, все смешалось. Оттого в их творчество
пришло ощущение брожения действительности.
Проблему “свобода и необходимость”, которая занимала Гете и так волновала Шиллера, романтики поначалу решили на удивление легко: они просто сбросили со счетов объективную необходимость и “освободили” от нее свободу, даже не заподозрив, как обманчива эта легкость и каким горьким окажется вскоре неизбежное возвращение к реальности. Пафос творчества ранних романтиков состоял в утверждении безграничных духовных возможностей личности, не оглядывающейся на реальные обстоятельства. Противоречия между личностью и обществом романтики, как и Шиллер, ощущали очень остро, но в отличие от просветителей поставили личность над обществом и провозгласили ее абсолютную независимость – правда, только духовную. Дух мог воспарять как угодно высоко над землей, в этом, собственно, и заключалось раннеромантическое понимание свободы.
Осознание иллюзорности таких представлений, возникшее у романтиков позднее, в начале нового столетия, было для них трагическим.
Духовные искания писателей той драматической эпохи привлекают живой интерес и в наше время. В литературе появились произведения, героями которых предстают Гете, Клейст, Гельдерлин, Гофман. В советском издательстве “Радуга” вышел сборник “Встреча” (1983), составленный из таких произведений.
Ранний этап немецкого романтизма представлен творческой деятельностью Фридриха Гелъдерлина и писателей, составивших кружок романтиков в Иене: это Фридрих и Август Шлеге-ли, Новалис, Вильгельм Вакенродер, Людвиг Тик.
Романтики иенской школы смотрели на художника как на гения, творящего мир по своему произволу и как бы играющего образами. В их творчестве появилась особого рода ирония – романтическая, призванная напоминать и поэзии и самой жизни об относительности достижений и той и другой.
Функции романтической иронии двояки. Прибегая к ней, художник иронизировал и над самим собой, признаваясь в безуспешности своих попыток заключить бесконечность мира в конечные рамки произведения. Вместе с тем романтическая ирония обнажала контраст между вдохновляющей широтой бесконечной жизни и удручающей узостью многих ее конкретных проявлений.
Ф. Шлегель считал, что романтическое произведение должно строиться как “поразительное вечное чередование энтузиазма с иронией”.
Смысл этого чередования хорошо разъясняет советский ученый Н. Я – Берковский в книге “Романтизм в Германии”: “Для романтической иронии характерна проблема действительности. Постоянно спрашивается, что есть истина – в творящем ли хаосе или же в выступивших из него готовых вещах и фактах. Стоит поддержать одну из борющихся сил, как ирония предъявляет нам иск от имени другой, ирония пересылает нас в поисках истины туда и обратно, не дозволяя отдохнуть на чем-нибудь единственном”.
И далее: “Когда нам кажется, что мы овладели жизнью вместе с ее романтической сущностью, нам напомнит ирония, что овладели мы только в мыслях, в воображении, а в реальной практике все осталось по-прежнему, и, думая, что мы решили все, мы на самом деле не решили ничего”.
Иенские романтики принципиально избегали той определенности понятий, какой обладали просветители. В созданных романтиками образах нет той устойчивости очертаний, что была присуща литературе XVIII в. Но ирония помогала им улавливать разные грани жизненных противоречий. Романтики ближе, чем просветители, подошли к диалектическому видению мира и тем самым сделали важный шаг в развитии художественного сознания.
Ранние романтики любили слово хаос. Шеллинг писал, что мир ведет свое начало от древнего хаоса, т. е. от первичной нерасчлененности, спутанности всего. Хаос предшествует упорядоченности (космосу), он животворен и таит в себе много разных возможностей. Ф. Шлегель говорил, что хаос – это “запутавшееся изобилие”.
В периоды исторических переломов и переустройств, прежде чем установится новый порядок, на какое-то время обязательно воцаряется хаос, из которого и рождается новое.
Позже понятие “хаос” приобрело для романтиков темный, разрушительный смысл, хотя употреблялось подчас и в том значении, которое придавали ему иенцы.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)