Поэтика импрессионизма

Поэтика импрессионизма находит свое место и в нашей литературе. В первую очередь это касается новеллистики М. Коцюбинского, В. Стефаника, М. Черемшины, частично О. Кобылянской. Основной стилевой прием импрессионизма – изображение не самого предмета, а впечатления от него.

Сами художники-импрессионисты достаточно точно выражали этот главный принцип напрямую.

“Видеть, чувствовать, выражать – в этом все искусство”, – провозглашали Эдмон и Жюль Гонкуры. “Мы обречены до того, чтобы познавать мир только через впечатление, которое он на нас производит”, – писал Анатоль Франс, который в конце XIX века стал одним из главных теоретиков и защитников импрессионизма, основателем именно импрессионистской интерпретации искусства. “Мы видим мир, – отмечает А. Франс, – лишь сквозь наши чувства, которые его деформируют и его красят”. Импрессионисты отображают мир не таким, каким они его знают или же помнят, а каким они видят его теперь. Художник-импрессионист стремится зафиксировать само начальное впечатление от предмета, которое только что возникло у него.

“Я пишу то, что в настоящий момент чувствую”, – говорит Камиль Писсарро.

Образ у импрессионистов возникает именно при непосредственном, так сказать, “свежем” взгляде на предмет. “Создать само живое впечатление человеческой правды, какой бы она ни была”, – таким образом пытались воспроизвести действительность братья Гонкуры.

Понятно, что импрессионисты ориентируются именно на чувства, а не на ум. “Все дело в чувстве – остальное происходит само собой”, – считал К. Писсарро. Другой выдающийся художник-импрессионист, Огюст Ренуар сознался, что его нисколько не тревожит то, что происходит в его мозге, главное, по его мнению, умение видеть. Тот же Писсарро отмечал, что импрессионизм должен быть теорией “чистого наблюдения”. Именно такое недоверие к уму и стимулировало отсутствие любых манифестов и программ в импрессионистском движении: ведь они фиксируют не впечатление, не чувство, а мысли, идеи, что противоречит мировоззрению импрессионистов.

Согласно с метким выражением Л. Андреева, это отсутствие программ и манифестов “говорит о присутствии импрессионизма”. “Просто в полном и прямом соответствии с важнейшими принципами импрессионизма, – объясняет исследователь, – свои идеи и теории художники не оформляли и не обнародовали”. Импрессионист не рассуждает – он схватывает. При этом его заданием не является всестороннее, эпическое охватывание действительности. Импрессионист создает фрагментарную, этюдную, незавершенную картину. Он может воспроизводить деталь предмета, явления.

Импрессионистическое миропонимание является, прежде всего, лирическим.

Это отражается и на жанровых доминантах в литературе импрессионизма. В ней господствуют не романы и поэмы, а новеллы и лирические стихотворения. Влияет мировосприятие импрессионистов и на стилистику, которая отмечается недосказанностью, отрывочностью рассказа.

Лирическому, глубоко личностному, субъективному миропониманию импрессионистов вовсе не присуща эпичность. Внешнее, позаличностное всегда переламывается сквозь личностное начало. Валерий Брюсов писал о манере письма Иннокентия Анненского: “Он все изображает не таким, каким он это знает, но таким, каким оно ему кажется, причем кажется именно теперь, в данное мгновение”. И вообще в творчестве импрессионистов внешнее превращается в впечатление. “Как я это вижу” – это название книги австрийского импрессиониста П. Альтенберга (в 1896 г.) являет собой определенно общее кредо всех представителей направления.

Известные слова А. Чехова, который советовал брату для создания картины лунной ночи вместо “реалистичных” картин (бездонное небо в звездах, полный месяц и т. д.) написать: “Яркой звездочкой блеснула на дамбе шейка разбитой бутылки, и черной пулей прокатилась тень собаки”.

Такое писательское впечатление способствует в первую очередь активному восприятию образа со стороны читателя, который должен дорисовывать, додумать целостную картину, воспроизвести из определенной детали целое. Писатель-импрессионист создает не готовую картину, а очерк, эскиз к ней. Как подходяще отмечала Леся Украинка, говоря о рассказах Стефаника, последние “при всей их реальности – не фотографии, а именно рисунки, будто эскизы к будущей картине”.

Именно импрессионистские произведения лишены штампов, а импрессионистские образы всегда воспринимаются не автоматически – они превращаются в сознании читателя. Писатели-импрессионисты ориентировались в первую очередь на достижение импрессионистов-живописцев, которые использовали яркие пятна, мазки, полутона, нечеткие контуры, композиционные фрагменты, “смазанность”, для того, чтобы подчеркнуть эфемерность впечатления от действительности. Недаром Л. Толстой, сравнивая творческую манеру Чехова с манерой письма живописцев-импрессионистов, писал: “У Чехова своя особенная форма, как у импрессионистов.

Смотришь, как человек якобы без всякого разбора мажет красками, которые попадаются ему под руку, и никакого якобы отношения эти мазки между собой не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь, и в целом выходит целостное впечатление”. Своеобразным звеном, которое совмещает импрессионизм в живописи и литературе, является стихотворение А. Мандельштама “Импрессионизм”. В нем присутствуют образы из картин Клода Моне (“Сирень на солнце”) и Камиля Писсарро (“Бульвар Монмартр”, “Площадь французского театра в Париже”):

– Художник нам изобразил

– Глубокий обморок сирены

– И красок звучные ступени

– На холст, как струпья, положил.

– Он понял масла густоту –

– Его запекшееся лето

– Лиловым мозгом разогрето,

– Расширенное в духоту.

– А тень-то, тень все лиловей

– Свисток, иль хлыст, как спичка, тухнет

– Ты скажешь: повара на кухне

– Готовят жирных голубей.

– Угадывается качель,

– Не дорисованы вуали,

– И в этом солнечном развале

– Уже хозяйничает шмель.