Пленник
Характеристика литературного героя
Пленник – путешественник, разочарованный жизнью русский европеец, отправившийся с Запада на Восток, из “цивилизованного пространства” – в область диких естественных нравов, вслед “за веселым призраком свободы”. Но именно здесь он попадает в неволю. Как и полагается герою “байронической” (т. е. построенной по жанровым законам “восточных повестей” Дж. Г. Байрона) поэмы, он оказывается в парадоксальном положении раба, восхищенно наблюдающего за свободной жизнью горцев, своих поработителей. Естественно, в него влюбляется юная и гордая черкешенка; сердце европейца охлаждено, однако он как бы принимает ее любовь, сохраняя при этом верность своей единственной возлюбленной – свободе.
Сюжет получает логичное развитие – следует решительное объяснение П. с черкешенкой, которая предлагает ему поменять одну неволю на другую – забыть “свободу, родину” и навсегда соединиться с нею семейными узами. Он не может “остылым сердцем отвечать/ Любви младенческой, открытой”; она не в силах понять,
что такое любовь не к женщине, а к воле; зато в силах пожертвовать собою – ради этой “идеальной” любви своего любимого. П. свободен; Черкешенка гибнет в бурных водах реки; позже, отводя упреки в излишнем трагизме развязки, Пушкин иронично заметит: “Другим досадно, что пленник не кинулся в реку вытаскивать мою черкешенку (характерно местоимение “мою”, а не “свою”) – да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, – тут утонешь сам, а ни черта не сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в черкешенку – он прав, что не утопился” (письмо П. А. Вяземскому от 6 февраля 1823 г.). А годом ранее Пушкин обмолвился: “Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения” (письмо Горчакову от окт. 1822 г.).
Это важное признание: хотя собраны, суммированы черты всего преждевременно остывшего поколения 1810- начала 1820-х гг. (потому он и не назван по имени), тем не менее жанр “байронической” поэмы предполагал подчеркнутый автобиографизм героя, узнаваемость авторского лица в его обобщенных чертах. Пушкин формально соблюдает это правило; в посвящении к поэме он прозрачно намекает на обстоятельства своей жизни, пересекающиеся с обстоятельствами жизни П. (“Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем; Я жертва клеветы и мстительных невежд…”). Но этим дело ограничивается; характер П. статичен; описания его внешности условны, однообразны и перифрас-тичны: “…и на челе его высоком/ Не отразилось ничего”.
Тем не менее критика встретила поэму благосклонно; пушкинского героя немедленно сопоставили с героем “Шильонского узника” Байрона (поэма была переведена В. А. Жуковским одновременно с выходом “Кавказского пленника”) – см. отзыв П. А. Плетнева в журнале “Соревнователь” (1822); с Чайльд Гарольдом – в отзыве П. А. Вяземского, ставшем манифестом русского романтизма (Сын Отечества, 1822). Образ П. мгновенно разошелся во множестве литературных “копий “. Однако на словесность повлиял не только характер “разочарованного героя” (к которому, на новом витке творчества, в поэме “Цыганы”, вернется сам Пушкин) – достаточно назвать гусара в “Эде” Е. А. Баратынского и Печорина в “Герое нашего времени” М. Ю. Лермонтова. Но и самая сюжетная схема – русский в “восточном” плену, спасаемый влюбленной горянкой. Схема эта может упрощаться, разлучаясь с любовной темой, – так произойдет в одноименном рассказе Л. Н. Толстого о пленном офицере Жилине, который столь долго служит на Кавказе, что давно перестал быть “европейцем” и стал просто честным русским солдатом, и которого освобождает из плена девочка Дина. (Т. е. образ Жилина строится на взаимоисключающем соединении психологического портрета Максим Максимыча из “Героя нашего времени” с сюжетной судьбой П.) Схема эта может предельно усложняться, как в повести того же Л. Н. Толстого “Казаки”, где столичный офицер Оленин, попав на Кавказскую линию, влюбляется в казачку Марьяну и с ужасом обнаруживает непреодолимую культурную пропасть, навсегда разделяющую их.
Наконец, слагаемые сюжетной формулы, “вычисляющей” пушкинского героя, могут вообще меняться местами – как в рассказе В. С. Маканина “Кавказский пленный” (1995); здесь русские солдаты 1990-х гг. берут в плен чеченского юношу, чтобы поменять его на свободный проход своего отряда через засаду горцев, и один из них почти влюбляется в юного пленника, что не спасает последнего от гибели. Но как бы ни видоизменялась сюжетная схема П., как бы ни запутывалась литературная генеалогия, все равно восходящая к нему “родословная” последующих героев очевидна.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)