На выставке живописи (творчество художника Геннадия Павлова) (рецензия)

Чужая мысль вошла в мою плоть и кровь. Я пересоздал ее и только тогда выпустил в свет… Ганс Христиан Андерсен Недавно я побывала на персональной выставке московского художника Геннадия Павлова. Я люблю иконопись, а в работах Павлова я почувствовала элементы иконописи.

Яркие, глубокие цвета, четко означенные предметы, смещенная перспектива. Точнее сказать – обратная перспектива: чем дальше предмет, тем он крупнее. И наконец, все это высвечено таким волшебным светом, что видишь сказочную прозрачность воздуха. Это изумительно, потому что воздух невидим, его можно только ощутить, как ветер. И еще я заметила некоторый светский изыск в его работах, который настраивает на глубокие раздумья, потому что от таких картин веет красивым, благородным и невозвратным прошлым.

Я не считаю себя знатоком живописи, но мой скромный опыт, надеюсь, позволит мне немного порассуждать и даже пофилософствовать на тему: художник – картина – жизнь. Скажу сразу, что очередность этих слов-понятий в строке ничего не значит. У каждого художника на первом плане всегда что-то свое: у одного –

жизнь, у другого – он сам, у третьего… Пожалуй, Павлов – третий вариант: у него на первом плане все же картина.

Несмотря на простоту сюжетов, картины Павлова точны по замыслу, затрагивают нежные струны души и, как я уже отмечала, обращены в прошлое. Печальны, но светлы чувства, пробуждаемые этими картинами. Вот древние храмы Пскова, Новгорода, которые на холстах Павлова светятся как бы изнутри, а точнее – “источают” свет. Мне кажется, так вспыхивает свеча перед тем, как погаснуть.

Я знаю, что это достигается довольно простым приемом, который называется “контржур” (против света). Но Павлов это использует удивительно: словно солнце встает из-за дома. Церковь взметнулась вверх, словно крутогрудый лебедь расправляет перед взлетом свои крылья.

Здесь интересен момент передачи художником чувств тех зодчих, которые построили изображаемую им красоту. Точно по Андерсену: “пересоздал”! Пересоздавая, художник внес в эти, как бы уходящие в прошлое, архитектурные памятники мысль о возможности их возрождения в будущем. Художник предупреждает соотечественников: прежде чем ударить молотом по этим стенам, подумайте, кто создаст вам еще такую красоту и величие. Я обратила внимание, что на картинах Павлова храмы безлюдны: мир как бы застыл внутри них.

Фон совершенно условный, как на древних иконах. Пейзажи более производят впечатление своеобразных портретов. Храмы будто имеют свой лик – одушевленный и мудрый.

Я долго и неспешно разглядывала картины, словно обходила здание кругом. Было ощущение, что я где-то уже видела такое чудо – может, в снах, где все происходит словно в сумерках. Итак, сумерки, преддверие ночи и – ночь. Освещенные закатным или восходящим солнцем встают на картинах Павлова дома и храмы, неспешно идут люди по улицам горячо любимой художником древней Москвы.

Один из его героев, городской чудак, бродит по улицам с единственной целью – созерцать знакомые с детства виды. Картины Павлова мне напомнили строчку из Лермонтова: “Спит земля в сиянье голубом”. Лермонтовский дух открыл мне еще одну грань творчества Павлова: мир торжествен и спокоен, и лишь человек терзается страстями.

Но это я почувствовала только благодаря сумеречному свету. В действиях людей, изображенных на картинах Павлова, нет ничего особенного. Терзания эти – скорее, терзания их духа. Внешне они заняты обычными делами: катаются на лодках, ловят рыбу, смотрят на звезды в полночь с котом. Но…

Это же кот-баюн на цепочке! И деревья какие-то не настоящие: в их кронах отражаются звезды. А как это случилось, что рыбаки ловят рыбу с парусных лодок в центре Москвы? Да еще и паруса полосатые… Нет, это скорее дух Андерсена, а не Лермонтова, а впрочем – это живет и дышит сказочный мир художника Геннадия Павлова.

В выставочном зале было много народу, но я заметила это, когда собралась уходить. Творчество художника, стало быть, располагает к интимному восприятию. Это тоже, мне кажется, достоинство. Выставка состоялась на чудесной холмистой окраине, в Раменках.

У Павлова обычная для нашей действительности судьба. Широкой известности нет, но художник продолжает идти по избранному пути – упорно и твердо. Как у многих московских художников, его картины тоже, наверное, идут в коллекции за границу, а у него остаются только слайды.

Так, от выставки к выставке – вперед, может быть, к мировой славе. Я искренне желаю ему большого творческого пути.