Мотивы русской волшебной сказки

Ученые, использовавшие сравнительно-исторический метод в изучении фольклорных произведений сформировали школу сравнительной мифологии. Вопросами, интересовавшими представителей этой школы, были: Сущность мифа и его исторические судьбы. Происхождение мифа и методы его изучения. Сущность древних мифологических представлений. Виднейшим представителем этой школы был Федор Иванович Афанасьев (1826- 1871), который считал, что, являясь универсальной формой познания и объяснения окружающей человека действительности в доисторический период его жизни, мифы использовались человеком для осознания и объяснения реальных исторических событий.

В результате миф и история сливаются, порождая гипертрофированные поэтические образы: “На древние мифические сказания и у славян, как и у всех других народов, историческая жизнь накладывает свое клеймо. Хранимое в памяти народа, передаваемое из поколения в поколение, эпическое предание необходимо заимствует частные, отдельные черты из действительного быта и сливает их со стародавним содержанием; вместо обычных духов фантазия заставляет

своих богатырей сражаться с полчищами татар и других кочевников; и самого богатыря, представителя весенних гроз, представляет каким-нибудь прославленным витязем или героем из казацкой вольности”.

Афанасьев отмечал, что: “Изучение эпических песней, так называемых былин тогда только приведет к прочным выводам, когда исследователи будут держаться сравнительного метода, когда путем обстоятельного сличения различных вариантов с родственными памятниками и преданиями других народов они определят позднейшие отмены, сымут исторические наросты и восстановят древнейший текст сказания”[3]. Но именно такой подход, к сожалению, можно считать и одним из существенных недостатков в подходе представителей сравнительно-исторического метода, так как они во что бы то ни стало стремились найти “мифический” аналог любому явлению, сюжету, герою того или иного повествования, которые встречались в произведениях народной поэзии. Но, тем не менее, можно с полной уверенностью утверждать, что мифологическая школа вызвала к жизни огромные пласты русского народнопоэтического творчества, дала толчок для формирования других литературоведческих школ.

Культурно-историческая школа была основана на методе известного французского ученого Ипполита Тэна, который считал литературой только те произведения, которые отражали развитие народа, его характер. Важнейшим положением культурно-исторической школы было понимание литературы как отражения исторической жизни и развития народов. Виднейшим представителем русской культурно-исторической школы был Александр Николаевич Пыпин (1833-1904). Он написал огромное количество научных работ по истории русской литературы, методологии литературоведения, славянским литературам, палеографии, этнографии, фольклористике, русской истории. В своих трудах А. Н. Пыпин особенно подчеркивал мысль о неразрывной связи литературы и действительности: “Абсолютный художник также немыслим, как и немыслим абсолютный человек, существующий вне племенных и общественных отношений.

Всякая литература – “национальна”, т. е. носит на себе черты племени, общественных особенностей и идеалов…

Без этого литература мертва и не внушает интереса”. Пыпина интересовал прежде всего исторический смысл литературных явлений, за которыми он видел факты жизни, а не случайные продукты отвлеченной игры чьего-то воображения. Пыпин расширил сферу историко-литературных изысканий, он открыл в литературоведении целые области новых исследований, например древнерусскую апокрифическую литературу, старинные русские сказки и повести.

Он был убежденным пропагандистом изучения древнерусской литературы. В истории развития русской литературы А. Н. Пыпин выделял три главных периода – до татарского нашествия, до середины семнадцатого века и последующие века.

При этом он настаивал на неразрывности и последовательности, преемственности литературного развития, при котором: “новое явление обыкновенно подготовляется задолго, проявляясь лишь мало заметными признаками, которые только после известного промежутка созревания являются деятельной силой: в конце одного периода уже готовятся факты периода дальнейшего и в этом последнем, с другой стороны, продолжают оживать факты предыдущего”.

Для рассмотрения литературы с общественно – исторической точки зрения Пыпин считал необходимым “взять в расчет самые условия существования литературы, общественную обстановку, ее действительный (часто, за невозможностью, ясно не высказанный) смысл. Только определение этих общих условий и указывает настоящую жизненную цену литературы, возможность и размеры ее влияния.

Основным положениям культурно-исторической школы близка также научная методология академика Николая Саввича Тихонравова (1832-1893). Отражение в литературе исторической эпохи, “среды”, условий народной и общественной жизни составляло первостепенный научный интерес Тихонравова. Он обратился к таким темам, как редкие русские книги, “подлые” книги народного чтения, раскол, как явление народной жизни и т. д. Ученый считал, что древняя русская литература вовсе не так однообразна, как принято было считать. Во второй половине девятнадцатого века наметилось новое направление литературных исследований, получившее название сравнительно-исторического литературоведения.

Наиболее ярким представителем этой школы был Александр Николаевич Веселовский. Главным для этого ученого было представление об искусстве как об отражении исторически изменяющихся условий жизни общества.

Поэтому постижение законов литературного развития ставилось им в зависимость от познания истории народов, которую он не мыслил себе вне “скачков” и отвергал уподобление законов общественного развития законам природы. Из теории Гриммов Веселовский воспринял лишь идею о народных корнях поэзии и положении об языческой мифологии как об арсенале первоначальных художественных форм. Несмотря на это он так и не стал приверженцем мифологической школы.

Первым обстоятельным опытом Веселовского в направлении исследования фольклора стала докторская диссертация под названием “Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине”.

В основу диссертации положены древнеиндийские сказания о Викрамадитье. Основу сказания Веселовский находит в монгольских рассказах об Арджи-Борджи, в рассказах Талмуда о Соломоне, но уже со следами буддийских и иранских сказаний. В Европу эти сказания проникают в пятом веке уже с этим библейским именем, позже эта сага проникает к мусульманам и от них в измененном виде вместе с другими восточными легендами, заносится в Европу.

К южным славянам эти сказания были занесены из Византии, в Европе в конце концов эта сага выливается в истории о короле Артуре и волшебнике Мерлине. У славян эта история тоже разбивается на книжную повесть, русскую былину, сербскую и русскую сказку.

В работе “Разыскания в области русского духовного стиха” Веселовский сформулировал теорию встречных течений: “Объясняя сходство мифов, сказок, эпических сюжетов у разных народов, исследователи расходятся обыкновенно по двум противоположным направлениям: сходство либо объясняется из общих основ, к которым предположительно возводятся сходные сказания, либо гипотезой, что одно из них заимствовало свое содержание из другого. В сущности, ни одна из этих теорий в отдельности не приложима, да они и мыслимы лишь совместно, ибо заимствование предполагает в воспринимающем не пустое место, а встречные течения, сходное направление мышления, аналогические образы фантазии.

Веселовский обозначил свой метод как “…развитие исторического, тот же исторический метод, только учащенный, повторенный в параллельных рядах, в видах достижения возможного полного обобщения”. Опираясь на сравнительное изучение культур, ученый обнаруживал различные элементы поэзии на почве тотемизма, анимистических представлений, мифотворства и т. д. в результате сравнительно-исторического изучения литератур у Веселовского получалась длинная цепь причинно связанных друг с другом явлений искусства, одна из другой выраставших сюжетных схем и стилистических формул. Но чем определилась эволюция словесного творчества?

Каждое новое поколение, считал ученый, воспринимает от предшествующих многие приемы выражения своего духовного опыта и сложившиеся уже словесные формулы. Так как эти формулы ассоциировались со старыми представлениями, то, чтобы выразить в них новый внутренний опыт, их приходилось изменять.

С течением времени менее удачные и незначительные произведения забываются, а талантливые, переходя из века в век, все более высвечиваются и в конце концов предстают перед нами в виде изолированных памятников, якобы обязанных своем возникновением только личному почину гениальных одиночек: “Процесс личного творчества покрыт завесой, которой никто и никогда не поднимал и не поднимет… но мы можем ближе определить его границы, следуя за вековой историей литературных течений и стараясь уяснить их внутреннюю законность, ограничивающую личный, хотя бы и гениальный почин”.

Веселовский считал, что когда-то поэтическая фразеология, образность, ритмика и прочее служили живым выражением собирательной психики первобытного человека, его представлений о мире. Со временем содержание этих представлений улетучилось, заменялось другим, но формулы, его обозначавшие, сохранялись, находя иное, переносное применение. Так складывалось предание, приобретавшее характер бессознательной поэтической условности.

Как вне установленных форм языка не передашь мысли, так и вне условности поэтической фразеологии не выразишь эстетических переживаний. В границах этой традиционной поэтической условности складываются и относительные нововведения. Большей же частью новое содержание выражается в иных комбинациях из элементов старых форм, которые расчленяются наподобие того, как расчленяется живая речь на отдельные слова и обороты, чтобы послужить материалом для создания чего-то нового.

Значительные изменения достигаются в результате усилий целых поколений. Ученый был убежден, что в сфере сюжетности можно выделить определенные схемы и проследить их развитие с древнейших пор до наших дней: “Сюжеты – это сложные схемы, в образности которых обобщились известные акты человеческой жизни и психики в чередующихся формах бытовой деятельности”.


1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5.00 out of 5)



Мотивы русской волшебной сказки