Модернизм как мировоззрение базируется на принципах урбанизма (культа города), технологизма (культа индустрии), примитивизма (культа неразвитых образцов подражания) и других. Постмодернизм одновременно вырастает и отталкивается от картины мира, сложившейся в модернизме (неслучайно “постмодернизм” и означает “все, что после модернизма”). Преодолевая модернистские тенденции, постмодернизм культ города заменяет космизмом, ценностные ориентации индустриального общества – экологизмом, отрицающим бездумное природопользование и утверждающим необходимость гармоничных отношений общества и природы.
Таким образом, мировоззренческая концепция постмодернизма включает в себя принципы космизма, экологизма, а также постгуманизм и новую сексуальность – в культуру активно входят сексуальные меньшинства, идеи феминизма.
Искусство модернизма и постмодернизма является реализацией универсальной картины мира, отражающей сознание человека ХХ столетия, главной чертой которой В. П. Руднев считает новый принцип соотношения бытия и сознания. В позитивистской культуре
ХIХ столетия утверждается первичность бытия и вторичность сознания, что определяет материалистический характер мышления. В ХХ веке на смену принципу жизнеподобия приходит отношение к реальности как к тексту.
Место оппозиции бытия и сознания занимает оппозиция текст – реальность.
Картине мира, выразившейся в культуре ХХ века, свойственно представление о первичности текста. В отличие от реализма в произведениях модернизма и постмодернизма реальность не воспроизводится, культура отходит от главной функции искусства по Аристотелю – воссоздавать природу. Автор не отображает реальную действительность, а моделирует собственную реальность, передавая личное, индивидуальное восприятие мира.
Но если модернизм сосредоточен на границе между реальностью и текстом, то постмодернизм вообще отказывается от реальности, распространяя понятие “текст” на реальность.
Под “текстом” с семиотической точки зрения подразумевается семантический и формальный аспект любого произведения искусства, поскольку, чтобы быть воспринятым, оно должно быть “прочитано”.
Принцип, лежащий в основе модернизма, французский философ и культуролог Ж. Ф. Лиотар описывает следующим образом: “Пациент психоаналитика пытается переработать расстройство, от которого он страдает в настоящем, проводя свободные ассоциации между его элементами, на первый взгляд исключенными из всякого контекста, и какими-то пережитыми в прошлом ситуациями, что позволяет ему раскрыть тайный смысл своей жизни, своего поведения”. Иначе говоря, А. Модильяни, П. Пикассо, Д. Джойс, А. Шенберг, М. Пруст свои жизненные впечатления обогащают посредством аллюзий и реминисценций и превращают их в интертекст, вобравший в себя отголоски реальных событий, преображенные субъективным видением. Именно поэтому на картинах М. Шагала мы узнает очертания конкретного города – Витебска, над которым парят влюбленные, а в романе Д. Джойса “Улисс” точное воспроизведение Дублина 1904 года соседствует с античным мифом о возвращении Одиссея после троянской войны на родную Итаку.
Для модернистских текстов характерна игра на грани вымысла и реальности, отличить которые друг от друга порой очень сложно. В творчестве Ф. Кафки балансирование на грани двух миров становится принципом поэтики. Герои Кафки, как кажется на первый взгляд, живут в обыденной реальности, но уже в следующее мгновение происходит событие, которое выворачивает наизнанку строго логичный мир.
Постмодернизм такую цель не преследует. “Художественная практика постмодернизма есть не созидание нового мира, но дотошное повторение современного невроза, воспроизведение болезненных состояний в столь же лоскутных, осколочных и разорванных формах”, – пишет современный исследователь эстетических систем.
Постмодернистское мышление принципиально антииерархично. Если модернизм стремится к воплощению завершенных и целостных художественных форм, то постмодернизм отвергает саму возможность овладения реальностью при помощи определенного метода или стиля. Любая целостность разрушается: постмодернизм предлагает игру вместо цели, анархию вместо иерархии, малую историю вместо великой истории, иронию вместо серьезности.
Ж. Ф. Лиотар в основополагающем для теории постмодернизма труде “Состояние постмодерна” в качестве одного из постулатов нового типа культурного сознания объявляет недоверие к “метарассказам”, под которыми он понимает “объяснительные системы”, организующие буржуазное общество и служащие ему средством самооправдания – религию, историю, науку, психологию, искусств. В “век постмодерна” происходит разрушение “великих метарассказов”, “легитимирующих”, объясняющих и “тотализирующих” представления о реальности. Раздробление, расщепление “великих историй” влечет за собой появление множества более простых “историй-рассказов”, цель которых – не узаконить знание, не создать иерархию смыслов, а “драматизировать наше понимание кризиса”.
Отталкиваясь от концепции Лиотара, голландский исследователь Д. Фоккема, приходит к выводу, что в постмодернизме невозможно сконструировать модель мира, так как отсутствует иерархический порядок или определенная система приоритетов. Постмодернистская картина мира воссоздает хаос, а точнее, “максимальную энтропию”, основанную на “равновероятности и равноценности всех конститутивных элементов”
Основным различием двух художественных систем ХХ века является отношение к природе, которое меняет характер эстетического мышления. В модернизме природа противопоставлена культуре, причем ведущая роль последней декларируется, тогда как в постмодернизме природа и культура равнозначны и едины, следовательно, отношение к культуре может быть избирательным.
Постмодернизм под культурой понимает гипертекст, то есть текст, замкнутый на себя, устроенный так, что “он превращается в систему, иерархию текстов, одновременно составляя единство и множество текстов”.
Простейшим примером гипертекста является энциклопедический словарь, в котором каждая статья имеет отсылки к другим статьям того же словаря. Как человек пользуется разными дарами и благами природы, полезными ископаемыми, так и постмодернисткое искусство обращается к отдельным эпохам, стилям, подчас сталкивая их и разрушая целостность каждого элемента. В постмодернизме правят горизонтальные структуры, которые приходят на место вертикальной иерархии, присущей всем предшествующим типам культурного сознания. Поэтому место пародии, распространенной в искусстве модернизма, занимает пастиш.
Пародирование возможно лишь при существовании серьезного объекта, который можно подвергнуть снижению и осмеянию. Постмодернизм не имеет универсальной системы ценностей. Более того, сама культура стала предметом изображения, в котором отсутствует серьезность.
Наиболее ярко этот феномен демонстрирует принцип неомифологизма, свойственный сознанию человека ХХ столетия. Неомифологическое сознание в конкретных явлениях видит проявление универсального мифа и возводит реальное событие до уровня мифологического обобщения. Функции неомифологизма в произведениях разных типов культурного сознания демонстрируют различие художественных систем модернизма и постмодернизма. В модернистском тексте миф может быть способом организации смыслового содержания (“Иосиф и его братья” Т. Манна, “Голем” Г. Мейринка); через миф выявляются общечеловеческие парадигмы существования, то есть миф позволяет выйти за рамки конкретно-исторических и временных параметров. И хотя классический мифы в культуре ХХ века разрушаются, в литературе модернизма они служат средством организации новой модели мира, позволяют внести определенный порядок в ту реальность, которая возникает в сознании автора-творца.
Если модернист цитирует миф для утверждения иерархии ценностей, то обращение к мифу постмодерниста приводит к разрушению сакральности. Так, например, Вячеслав Пьецух в романе “Новая московская философия” пародийно воссоздает культурный миф, воплощенный в одном из классических текстов русской литературы – в “Преступлении и наказании” Ф. М. Достоевского. Пьецух рассказывает, как в московской коммунальной квартире доморощенный философ Митя Началов доводит до смерти тихую старушку.
У новоявленного Родиона Раскольникова есть своя Сонечка Мармеладова, готовая последовать за своим героем в тюрьму. Персонажи романа цитируют в разговорах целые куски текстов из произведений Достоевского, Платонова, Герцена и Высоцкого, лишая первоисточник смысловой целостности.
Таким образом, оппозиция модернизма и постмодернизма сводится к разной трактовке реальности, под которой модернистская культура подразумевает текст и создает свое искусство на грани текста и реальности. Постмодернизм же не отображает реальность, а творит новую или несколько реальностей, существующих как единый гипертекст. Принцип гипертекста реализуется в любом словаре или энциклопедии, где каждая статья имеет отсылки к другим статьям этого же словаря.
Иначе говоря, гипертекст – это текст, устроенный таким образом, что он превращается в систему, иерархию текстов, одновременно составляя их единство и множество. И если литература модернизма предлагает субъективное видение объективной действительности, осложненное реминисценциями и культурологическими аллюзиями, то посмодернистское произведение представляет собой модель мира, единственно возможную для ее создателя. В постмодернистской эстетике мир представляет собой замкнутую по принципу гипертекста систему, играющую масками прошлого. Подобное противопоставление модернизма и постмодернизма позволило некоторым теоретикам культуры говорить, что ХХ век открылся парадным входом в светлое будущее, а закрывается пародией на все предшествующие эпохи: “модернизм был еще смесью кричащих диссонансов и эйфорической надежды, в то время как постмодернизм – это поэтика благополучно состоявшейся смерти”
(1 votes, average: 5.00 out of 5)