Максудов
Характеристика литературного героя
Максудов – герой романа М. А. Булгакова “Записки покойника” (1936-1937; цензурное назв. “Театральный роман”), написанного от первого лица. По свидетельству “публикатора”, “маленький сотрудник газеты “Вестник пароходства”, перед тем как кинуться в Днепр с Цепного моста, отправил ему “толстейшую бандероль и письмо”. М. – автор не одного, а двух романов: первый – “Записки покойника”, второй – “Черный снег”, превращению которого в пьесу для Независимого театра и посвящена исповедь самоубийцы. Подобно диккенсовской “Тайне Эдвина Друда”, неоконченный роман Булгакова воспринимается как завершенный; возможно, прежде всего потому, что перспектива жизни героя с самого начала определена.
И без предисловия “публикатора” понятно, что М. – “не жилец”, “покойник по определению”, потому что в “мирах”, где он поочередно побывал, поселившись в чужой для него, не принявшей его, не принятой им самим Москве, ему нет места. Образ М. откровенно автобиографичен (по одной
из версий, фамилия героя происходит от домашнего имени самого Булгакова – “Мака”; существуют также и другие интерпретации, например “тюркская” – Бул-гак/Максуд). Но образ М. еще и автопародия – юмористическая и патетическая. В гротескном автопортрете отчетлива трагическая доминанта, еще более очевидная благодаря присущему лексике рассказчика неистребимому юмору (“Какая ветчина была, какое масло! Минуты счастья!”), благодаря его способности не только других, но и себя самого описывать смешно.
Среди частых в литературе героев-рассказчиков М. выделяется способностью воспринимать себя со стороны: он не только становится “персонажем” своего повествования, но и легко распознает себя в описании приятеля Ликоспастова: “Брюки те же самые, втянутая в плечи голова и волчьи глаза… ну я, одним словом”. Есть особая, диккенсовская, пластика в облике М., в его поведении. “Капустнический” дух романа рождается не столько из мхатовской традиции, сколько благодаря театральному способу восприятия мира героем (и автором). При этом М. – естественное существо; он решительно не соответствует духу столичного суетливого, жесткого мира, деформирующего и поглощающего индивидуальность. Тема одиночества – участи многих героев Булгакова – в образе М. находит обостренное выражение.
У Мастера была Маргарита. У М. – в существующем варианте романа – ее нет. Правда, у него есть дорогое ему прошлое, в котором были родные люди, музыка, любимый город – все теперь невозвратимо утраченное.
В романе М. совершенно одинок. Ближе других ему актер Петр Бомбардов, который воспринимается как его отражение, тоже “очень злой, наблюдательный человек”. Единственная возможность для М. избавиться от одиночества – обрести новый мир. События, описанные им, – попытка такого обретения. Сначала, написав роман, он попадает в круг писателей и быстро в них разочаровывается.
Но бессонными ночами перед ним – “в коробочке”, в “волшебной камере” – роман оживает, и тогда рождается подлинная, настоящая жизнь, какую он потом увидит на сцене Независимого театра. К этой жизни он будет доверчиво и робко приживаться, испытывая восхищение, в котором он тоже одинок: преданность театру актеров и прочих служащих Независимого театра во главе с Иваном Васильевичем и Аристархом Платоновичем другого свойства. Никто здесь с такой трепетностью не переживает волшебное счастье посвящения.
Сцена пленяет его своей способностью создать спасительную и самодостаточную реальность. Подобно Фаусту, внутренне помолодевший и похорошевший М. воспринимает новую жизнь радостно, упоенно. “Это мир мой”, – говорит он о театре. Но в сценическую реальность он пытается прорваться через закулисье. И не попадает – чересчур вязкая и холодная система этот театр.
Оказывается, что он не похож на тот другой мир, из коробочки. Этот – пошл, фальшив и даже напоминает отвратительный в представлении героя мир литературы. М. по натуре и по судьбе “волк-одиночка”: недаром что-то волчье замечают в нем “собратья” по перу, “Волкодавом” подписывается автор обидного фельетона. (Ср. строки из пись – ма правительству Булгакова: “На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк”.) М. не поддается внушениям, которым пытается его подвергнуть в процессе работы над пьесой великий актер и реформатор сцены Иван Васильевич, не случайно называющий М. то Леонтием Леонтьевичем, то Сергеем Сергеевичем, то Леонтием Сергеевичем и т. д., только один раз попав правильно.
Подобное происходит с автобиографическим для М. героем его романа и пьесы Бахтиным, немедленно и прочно переименованным Иваном Васильевичем в Бехтеева. Театр оказывается для М. губительным: здесь его долго пытаются “переделать”, а потом “вымарывают” из жизни, как вымарывается из пьесы один из его героев. Театральное призвание оказывается невоплощенным.
М. нет места нигде. Он катастрофически “неуместен”. Даже не зная предположительного финала романа (героя, по замыслу автора, ожидал брак, смерть жены и шумный провал спектакля), нельзя не понять, что М. обречен.
Смерть М. нельзя назвать самоубийством – его “выталкивает” жизнь как таковая. Он приобщается к смерти через наиболее адекватную для себя стихию – водную. В разных мифологиях вода – это символ женственного начала, безусловно доминирующего в природе М., не призванного лидировать, активно формировать собственную судьбу.
Тема “водной природы” героя подкрепляется постоянными в романе образами дождя, потоков ручьев, талого черного снега. Неоднократное и вроде бы абсурдное упоминание Днепра в знаменитой сцене “совета старейшин” оказывается неожиданно значимым. М. возвращается в Киев, в Днепр, находя спасение в родной стихии.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)