Римская империя пала, и с ее падением закончилась большая эпоха, увенчанная лаврами мудрости, знаний, красоты, величественности, блистательности. С ее падением пришел конец и развитой цивилизации, свет которой возродится лишь через десять столетий – суровых, темных, удивительных, злых, неистовых, невыразимо прекрасных. О них я и поведу язык. Отматывая перфорированную пленку времени назад, от момента открытия Вест-Индии (какой-то земли, которую потом назовут в честь какого-то Америго) мы погрузимся во времена, которые получили название Средневековья. Темная, дикая, беспросветная пора, заклейменная жестокостью и жадностью, огнем и мечом насильнических крещений, привлеченная чумой в страшный танец смерти…
Было ли что-то красивое в той эпохе? Кое-что достойное и светлое?
На эти вопросы я смело отвечу: разумеется. Иначе и не могло быть. Средневековье – это прошлое человечества, т. е. наше с вами прошлое, то горнило, сквозь пламя которого прошла Европа, что-то потеряв, что-то приобретя.
Жизнь неудержимо плывет вперед, развитие – это то, что не останавливается, и нет ничего,
что можно было бы сохранить навечно: ни храм, ни предмет поклонения, ни империю – возможно, только воспоминания, которые потом станут торфом в заиленных озерах человеческого коллективного несознательного.
…Римская империя пала, ее земли остались в руках народов, которые переселялись на них, формировали свои государства. И из горнила, в котором переплавились остатки цивилизации и зародыши варварской культуры, возникла новая Европа, детство которой люди называют средневековыми годами, “темными” и “полными ужаса”, стараются оставить свет. В те десять веков, которые названы Средневековьем, как и в каждой эпохе, было все: честь и верность, подлость и вранье, красота и мужество, сила и мудрость, свет и тьма. Большие войны, яркие правители, седобородые мудрецы и философы, непобедимые и удивительные красавицы – все они разукрашивают роскошное одеяние Средневековья. В это же переплетение вошли противоборство христианства и язычества; сила и мощь германцев, кровь которых течет теперь в жилах многих европейских народов; могущество и величественность викингов и их походов; скальды и их саги; церковь и “псы Господние”, “светлейшие” инквизиторы, которые “защищали” людей от мирской власти; крестовые походы и их рыцари; эпосы скандинавов, кельтов; герои Роланд и Сид.
Узорами одеяния стали первые монастыри, первые карты мира, хроники, а вместе с ними время и первые часы; университеты; трубадуры; еретики; черные маги и алхимики. Черным фоном стала на одежде средневековья “черная смерть” – чума, которая скашивала по две трети населения…
Одним из главных элементов каждой эпохи (и главным для ее понимания) является мировосприятие людей. Мировоззрение, которое властвовало во времена средних возрастов, описать современным словом почти невозможно, но попытка передать основные его черты, возможно, имеет шансы на успех. Так, на смену идеалов античности пришло христианство, так воспевания и отвод первенства физической красоте и человеческому уму было вытеснено заботой о бессмертии души, которую желательно было отправить в рай (поэтому тело выдерживали в ужасном земном аду). В тени этих “хлопот” красота лишилась своего бывшего значения, а вместе с этим наше сознание потеряло один из главных камней, на которые люди античных времен строили свои взгляды на мир.
Вместо камня красоты люди получили Петра, тот камень, на котором Христос, согласно легенде, построил свою церковь, чьи пастыри тщательно контролировали взгляды и мысли (едва не сердцебиение и дыхание!) народов…
Вообще, христианство пронизывает каждое из тех столетий, которые потом, в пору Возрождения, будут названы средними и оцененные как “темные”. Собственно, темнота прежде всего связана с притеснениями “святой” церкви и не менее “святой” инквизиции, которая приобрела особую силу в Испании (между прочим, именно ее языку мы обязаны словом аутодафе); страхом смерти, который эти уважаемые учреждения постоянно поддерживали в сознании людей; охотам на ведьм, поисками ереси, т. е. любых отклонений от официально признанных канонов христианской веры.
И не моей целью являются описания этих ужасов – я хочу просто довести моим невидимым оппонентам, что средневековье имело и свет, и надежду, и веру, и любовь. И первым доказательством того являются сами люди, которые сейчас живут в Европе, ведь они – потомки тех, чья жизнь пришла на промежуток, ограниченный падениям Западной Римской империи и открытием Америки. Потомки тех, чьи руки создали величественные храмы, кружевные шпили которых достигают неба; удивительные, полные красоты гравюры и картины; статуи, распятия, монастыри, дворцы, соборы.
Им, тем людям, принадлежит каждое произведение средневекового искусства, хотя и тесно связанного с религиозными мотивами, но насыщенного, прежде всего, человеческой любовью, которая сияет в каждой линии гравюр, каждом камне соборов, каждому штриху картин, каждом слове литературных произведений.
Средневековье захватывает, дарит темы для раздумий, ставит вопрос, ответа на которые современность уже не найдет. Этими строками я хочу отдать дань величественной эпохе, когда люди еще верили в рай, алхимики ходили улицами, а не страницами фантазийных произведений. Когда были настоящие вольнодумцы – те, кто, сознавая, что именно за это будет, все равно отважно и отчаянно держались избранных идей и заверений; когда, отстаивая знание, люди шли на костры; когда жизнь была короткой, месть жестокой, страх ада и смерти невменяемым, а герои и любовь сильной и настоящими.
Им и посвящается мое пылкое отстаивание того, что средние века знали свет не только костров аутодафе.