Женьшень
После окончания русско-японской войны я выбрал трехлинейку получше и отправился из Маньчжурии в Россию. Довольно скоро перешел русскую границу, перевалил какой-то хребет и на берегу океана встретился с китайцем, искателем жень-шеня. Лувен приютил меня в своей фанзе, укрытой от тайфунов в распадке Зусу-хэ, сплошь покрытом ирисами, орхидеями и лилиями, окруженном деревьями невиданных реликтовых пород, густо обвитыми лианами. Из укромного места в зарослях маньчжурского ореха и дикого винограда довелось мне увидать чудо приморской тайги – самку пятнистого оленя Хуа-лу (Цветок-олень), как называют ее китайцы. Ее тонкие ноги с миниатюрными крепкими копытцами оказались так близко, что можно было схватить животное и связать.
Но голос человека, ценящего красоту, понимающего ее хрупкость, заглушил голос охотника. Ведь прекрасное мгновение можно сохранить, если только не прикасаться к нему руками. Это понял родившийся во мне едва ли не в эти мгновения новый человек.
Почти сразу же, будто в награду за победу над охотником в себе, я увидел на морском берегу женщину
с привезшего переселенцев парохода.
Глаза ее были точь-в-точь как у Хуа-лу, и вся она как бы утверждала собой нераздельность правды и красоты. Ей сразу же открылся во мне этот новый, робко-восторженный человек. Увы, проснувшийся во мне охотник чуть было не разрушил почти состоявшийся союз. Снова заняв покоряющую все высоту, я рассказал ей о встрече с Хуа-лу и как преодолел искушение схватить ее, а олень-цветок как бы в награду обернулся царевной, прибывшей стоящим в бухте пароходом. Ответом на это признание был огонь в глазах, пламенный румянец и полузакрытые глаза.
Раздался гудок парохода, но незнакомка будто не слышала его, а я, как это было с Хуа-лу, замер и продолжал сидеть неподвижно. Со вторым гудком она встала и, не глядя на меня, вышла.
Лувен хорошо знал, кого от меня увез пароход. На мое счастье, это был внимательный и культурный отец, ведь суть культуры – в творчестве понимания и связи между людьми: “Твой жень-шень еще растет, я скоро покажу его тебе”.
Он сдержал слово и отвел в тайгу, где двадцать лет назад был найден “мой” корень и оставлен еще на десять лет. Но изюбр, проходя, наступил на голову жень-шеня, и он замер, а недавно вновь начал расти и лет через пятнадцать будет готов: “Тогда ты и твоя невеста – вы оба снова станете молодыми”.
Занявшись с Луваном очень прибыльной добычей пантов, я время от времени встречал Хуа-лу вместе с ее годовалым олененком. Как-то сама собой пришла мысль одомашнить пятнистых оленей с помощью Хуа-лу. Постепенно мы приучили ее не бояться нас.
Когда начался гон, за Хуа-лу пришли и самые мощные красавцы рогачи. Драгоценные панты добывались теперь не с такими, как прежде, трудами и не с такими травмами для реликтовых животных. Само это дело, творимое в приморских субтропиках, среди несказанной красоты, становилось для меня лекарством, моим жень-шенем.
В своих мечтах я хотел, кроме приручения новых животных, “оевропеить” работавших со мной китайцев, чтобы они не зависели от таких, как я, и могли постоять за себя сами.
Однако есть сроки жизни, не зависящие от личного желания: пока не пришел срок, не создались условия – мечта так и останется утопией. И все же я знал, что мой корень жень-шень растет и я своего срока дождусь. Не надо поддаваться отчаянию при неудачах.
Одной из таких неудач было бегство оленей в сопки. Хуа-лу как-то наступила на хвост бурундуку, лакомившемуся упавшими из ее кормушки бобами. Зверек вцепился зубами ей в ногу, и олениха, обезумев от боли, ринулась в сторону, а за ней все стадо, обрушившее ограждения.
На развалинах питомника как не думать, что Хуа-лу – ведьма, поманившая своей красотой и превратившаяся в прекрасную женщину, которая, как только я ее полюбил, исчезла, повергнув в тоску. Едва же я начал справляться с ней, творческой силой разрывая заколдованный круг, как Хуа-лу порушила все это.
Но все эти мудрствования всегда разбивает сама жизнь. Вдруг вернулась со своим олененком Хуа-лу, а когда начался гон, пришли за ней и самцы.
Минуло десять лет. Уже умер Лувен, а я все еще был одинок. Питомник рос, богател. Всему свои сроки: в моей жизни вновь появилась женщина.
Это была не та женщина, которая когда-то появилась, как обернувшаяся царевной Хуа-лу, Цветок-олень. Но я нашел в ней собственное мое существо и полюбил. В этом и есть творческая сила корня жизни: преодолеть границы самого себя и самому раскрыться в другом.
Теперь у меня есть все; созданное мной дело, любимая жена и дети. Я один из самых счастливых людей на земле. Однако временами беспокоит одна мелочь, ни на что не влияющая, но о которой надо сказать.
Каждый год, когда олени сбрасывают старые рога, какая-то боль и тоска гонит меня из лаборатории, из библиотеки, из семьи. Я иду на скалу, из трещин которой вытекает влага, будто скала эта вечно плачет. Там в памяти воскресает прошлое: мне видится виноградный шатер, в который Хуа-лу просунула копытце, и боль оборачивается вопросом к каменному другу-скале или упреком себе: “Охотник, зачем ты тогда не схватил ее за копытца!”
Вариант 2
По окончанию русско-японской войны герой отправляется из Маньчжурии в Россию. Ему пришлось пересечь русскую границу и переправится через какой-то хребет. На берегу океана он встречает китайца Лувена, искавшего женьшень.
Лувен приглашает героя в свою фанзе, находившуюся в распадке Зусу-хэ. Местность была укрыта ирисами, лилиями и орхидеями, огороженная деревьями реликтовых пород, на которых висели лианы. Герой смог увидеть великолепную самку пятнистого оленя Хуа-лу.
Китайцы ее назвали Цветок-олень. Она была так близка к герою, что возможно было ее схватить. Однако, мудрый человек, ценящий невероятную красоту природы, спугнул ее. Подавив в себе охотника, герой был вознагражден иным невероятным зрелищем.
Он увидел прекрасную девушку, сошедшую на берег с парохода, привезшего переселенцев.
Глаза ее были похожи на глаза Хуа-лу. Она увидела в герое робкого человека, восторгающегося ее красотой. Этот вновь созданный союз, едва не разрушил проснувшийся охотник в герое, своим рассказом о диком желании схватить оленя. Однако, сравнив девушку с Хуа-лу и признав ее наградой за несовершенное зверство, герой смог произвести на девушку прекрасное впечатление.
Прогудел пароход, а девушка стояла как зачарованная. Наш герой тоже замер, глядя на прекрасную незнакомку. Второй гудок заставил ее уйти.
Лувену девушка была хороша знакома.
Китаец отвел героя в тайгу, где десять лет назад тот нашел корень женьшеня и оставил его там. Он долго не рос из-за изюбра, который наступил на него. И лишь теперь стал прорастать.
Китаец сказал, что через пятнадцать он будет готов и герой со своей невестой снова станут молодыми.
Герой занялся добычей пантов вместе с Луваном. Он много раз встречал Хуа-лу с ее олененком. Она перестала бояться людей. Добыча драгоценных пантов не сильно травмировала реликтовых животных. Во время гона, с Хуа-лу приходили статные красавцы рогачи.
Кроме приручения оленей, герой стремился оевропеить работающих с ним китайцев, сделать их более независимыми.
Герой научился относится к житейским неудачам по философски. Он не отчаивался, когда олени сбежали в сопки из-за Хуа-лу, которая наступила на хвост бурундуку, укусившему ее в ответ. Она, обезумевшая от боли, свалила ограждения и рванула в сторону, уводя за собой все стадо.
Позже олениха вернулась, приведя все стадо обратно.
Прошло десять лет. Лувен умер. Питомник процветал. Герой повстречал женщину и полюбил ее, совсем не ту, которая когда-то превратилась в Цветок-Оленя.
Однако, память не стерла воспоминания о прекрасной девушке.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)