Тургенев Иван Сергеевич Произведение “Записки охотника: Льгов”
Льгов – большое степное село. Вблизи от него – пруд, заросший тростником; там водились утки. За лодкой охотники обратились к местному жителю по прозвищу Сучок.
“Босой, оборванный и взъерошенный Сучок казался с виду отставным дворовым лет шестидесяти”. Разговор с ним автора проясняет многое во всей окружающей обстановке. ” – Скажи, пожалуйста, – начал я: – давно ты здесь рыбаком?
– Седьмой год пошел, – отвечал он, встрепенувшись. – А прежде чем ты занимался? – Прежде ездил кучером. – Кто ж тебя из кучеров разжаловал?
– А новая барыня. – Какая барыня? – А что нас-то купила.
Вы не изволите знать: Алена Тимофеевна, толстая такая. немолодая. – С чего ж она вздумала тебя в рыболовы произвести? – А Бог ее знает. Приехала к нам из своей вотчины, из Тамбова, велела всю дворню собрать, да и вышла к нам.
Мы сперва к ручке, и она ничего, не серчает. А потом и стала по порядку нас расспрашивать: чем занимался, в какой должности состоял. Дошла очередь до меня; вот и спрашивает:
ты чем был? Говорю: кучером.
– Кучером? Ну, какой ты кучер, посмотри на себя: какой ты кучер? Не след тебе быть кучером, а будь у меня рыболовом и бороду сбрей. – Чьи же вы прежде были?
– А Сергея Сергеича Пехтерева. По наследствию ему достались. Да и он нами недолго владел, всего шесть годов. У него-то вот я кучером и ездил.
– И ты смолоду все был кучером? – Какое все кучером! – В кучера-то я попал при Сергее Сергеиче, а прежде поваром был. – У кого ж ты был поваром?
– А у прежнего барина, у Афанасья Нефедыча, у Сергея Сергеичина дяди. Льгов-то он купил, Афанасий Нефедыч купил, а Сергею Сергеичу именье-то по наследствию досталось. – У кого купил? – А у Татьяны Васильевны.
– У какой Татьяны Васильевны? – А вот, что в запрошлом году умерла, под Болховым. то бишь под Карачевым, в девках. – Что ж, ты и у ней был поваром? – Сперва точно был поваром, а то и в кофишенки попал.
– Во что? – В кофишенки. – Это что за должность такая? – А не знаю, батюшка.
При буфете состоял и Антоном назывался, а не Кузьмой. Так барыня приказать изволила. – Твое настоящее имя Кузьма? – Кузьма.
– И ты все время был кофишенком? – Нет, не все время: был и ахтером. – Неужели?
– Как же, был. На кеятре играл. Барыня наша кеятр у себя завела.
Вот меня возьмут и нарядят; я так и хожу наряженный или стою, или сижу, как там придется. Говорят: вот что говори, – я и говорю. Раз слепого представлял”. Тут прекрасный образец несвободы слова!
“Говорят: вот что говори, – я и говорю”. Крепостное право отменили, царя свергли, еще много всего свершили, а этот нетленный принцип сумели надолго сберечь – и не только в театре. ” – Ну, а у отца твоей первой барыни чем ты был? – А в разных должностях состоял: сперва в казачках находился, фалетором был, садовником, а то и доезжачим. – Доезжачим?.
И с собаками ездил? – Ездил и с собаками, да убился: с лошадью упал и лошадь зашиб. Старый-то барин у нас был престрогий, велел меня выпороть, да в ученье отдать в Москву, к сапожнику. – Как в ученье? Да ты, чай не ребенком в доезжачие попал?
– Да лет, этак, мне было двадцать слишком. – Какое ж тут ученье в двадцать лет? – Стало быть, ничего, можно, коли барин приказал. Да он, благо, скоро умер, – меня в деревню и вернули”. И слава Богу, что в рыболовы произвели.
А другого, “такого же, как я, старика – Андрея Пупыря – в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть.” Его спросили, был ли он женат. Нет, батюшка, не был.
Татьяна Васильевна покойница – Царство ей Небесное! Никому не позволяла жениться. Сохрани Бог!
Бывало, говорит: ведь живу же я так, в девках, что за баловство! Чего им надо?” Еще небольшая деталь.
До появления Сучка автор “Записок” случайно встретился с незнакомцем, который представился как “здешний охотник Владимир” и предложил свои услуги. Это был вольноотпущенный дворовый, в прошлом барский лакей, камердинер. Еще одна изуродованная жертва – с нелепыми ужимками, с необоснованными претензиями на изящество, изысканность!
“Во все время моего разговора с бедным стариком охотник Владимир поглядывал на него с презрительной улыбкой. “Глупый человек-с, промолвил он, когда тот ушел: – совершенно необразованный человек, мужик-с, больше ничего-с. Дворовым человеком его назвать нельзя-с. и все хвастал-с.
Где ж ему быть актером-с, сами изволите рассудить-с! Напрасно изволили беспокоиться, изволили с ним разговаривать-с!” И какая красивая вокруг природа.
“Солнце садилось; широкими багровыми полосами разбегались его последние лучи; золотые тучки расстилались по небу все мельче и мельче, словно вымытая, расчесанная волна. На селе раздавались © Вольская Инна Сергеевна, 1999 г.