Триумфальная арка
Равик встретил ее поздним ноябрьским вечером на мосту Алма. Ему показалось, что женщина собирается покончить с собой – до того бледное у нее было лицо. Равик очень устал после рабочего дня, но оставить женщину не смог. Он отвел ее в маленький погребок недалеко от Триумфальной арки, угостил кальвадо́сом (яблочным бренди) и дождался, пока женщина успокоится.
Ее внешность не привлекла Равика. У женщины было потухшее, бледное лицо и полные, но бесцветные губы. Понравились Равику только волосы естественно-золотистого цвета.
Выпив кальвадо́са, они вышли из кафе. Равику было скучно, но он снова не смог отпустить несчастную одну в дождь и туман. Они пересекли площадь Этуаль перед Триумфальной аркой, свернули в переулок и подошли к отелю “Энтернасьональ”, где жил Равик. Свободного номера в отеле не оказалось, и ему пришлось приютить женщину у себя.
Лечь спать он так и не успел – его срочно вызвали на работу.
Равик был талантливым хирургом. Несколько лет назад ему удалось сбежать из фашистского концлагеря в Париж. С тех пор он нелегально оперировал
в клинике доктора Вебера. В тот вечер пациентка – девушка после неудачного аборта – умерла на операционном столе. Равик тяжело переживал такие неудачи.
Домой он пришел усталый и разбитый, надеясь, что женщина уже ушла, но, видимо, идти ей было некуда. По дороге Равик выпил, и для него “вдруг все стало простым – утро, женщина”. Он позвал ее в постель, и она согласилась.
После он уснул, а проснувшись, обнаружил, что женщина все еще рядом. Она рассказала, что живет неподалеку, в отеле “Верден”. Мужчина, с которым она приехала в Париж, внезапно умер, и женщиной овладела паника. Равик проводил ее в отель, позвонил доктору Веберу, который помог уладить все формальности с полицией, и вызволил ее вещи из жадных лап хозяина гостиницы. Затем он помог ей снять номер в отеле “Милан”.
Там она написала на листке блокнота свое имя – Жоан Маду́. Он порвал его, как только вышел из отеля.
Прошло время. Равик по прежнему оперировал в клинике и жил в “Энтернасьонале”, хозяйка которого не требовала документов у беженцев. Квартиру он снять не мог – для этого нужен паспорт, которого у Равика не было. Попав в полицию в первый раз, он мог сесть в тюрьму на несколько недель, во второй раз – на полгода.
Этот порочный круг он проходил не однажды и многому научился. Он не хотел что-то иметь и к чему-то привязываться. Необходима Равику была только работа. “Ведущим” хирургом клиники был старый и бездарный профессор Дюран. Он погружал пациента в сон, а потом приходил Равик и делал операцию, которая профессору была не по плечу. Дюран сделал себе имя, выплачивая Равику мизерную долю своих гонораров.
Равик не возражал – не оперировать он не мог. Кроме “ассистирования” профессору, Равик должен был каждый четверг осматривать девушек из публичного дома “Озирис”, услугами которых зачастую пользовался.
Единственным другом Равика был русский эмигрант Борис Морозов, работающий швейцаром в русском ночном клубе “Шехерезада”. Они часто встречались в столовой “Энтернасьоналя”, которую постояльцы называли “катакомбой”. Помещение находилось в подвале отеля и имело выход во двор, которым пользовались во время полицейских облав. Равик и Борис сидели в углу “катакомбы” под чахлой пальмой в кадке и играли в шахматы, когда доктору принесли пакет от неизвестной дамы, в котором оказалась маленькая деревянная Мадонна. Равик вспомнил, что видел такую фигурку в комнате Жоан Маду.
Морозов счел статуэтку “криком о помощи”, ведь женщина осталась совершенно одна в чужом городе. Он уговорил Равика зайти к ней.
Равик застал Жоан в тяжелой депрессии. Он провел с ней вечер, по прежнему не испытывая интереса к женщине. Жоан оказалась актрисой, и Равик дал ей адрес Морозова – тот мог устроить ей работу в “Шехерезаде”.
Сделав это, Равик испытал облегчение – “слабое чувство ответственности, которое он все еще испытывал, исчезло”. Женщина не хотела оставаться одна, и Равик провел ночь в ее комнате на узком и шатком шезлонге.
Этого человека Равик заметил через несколько дней, когда сидел в бистро на улице Буасьер. Человек мелькнул за залитым дождем стеклом, и Равик бросился за ним, но не догнал. Ему вспомнился Берлин 1934 года, комната без окон в гестапо, боль от пыток, “полное отчаяния лицо Сибиллы”, которую держат палачи, и другое лицо – сытое, улыбающееся. Равик вспомнил голос этого человека, объясняющий Сибилле, что с ней произойдет. Девушка повесилась в концлагере через три дня.
Человека звали Хааке, и именно его Равик увидел за мокрым стеклом. Поговорив с Морозовым, Равик решил, что обознался.
На следующий вечер Равик пришел в “Шехерезаду” с Кэт Хегстрем, американкой шведского происхождения, своей первой парижской пациенткой – два года назад он вырезал ей аппендицит. С тех пор дела Равика шли хорошо, и он считал Кэт своим талисманом. Она вернулась в Париж, чтобы сделать аборт, и попросила Равика развлечь ее немного.
В “Шахерезаде” пела Жоан. В ней “не осталось и следа от бесцветного, стертого выражения, знакомого Равику”. Сейчас лицо женщины “было озарено какой-то волнующей, погибельной красотой”. Равик провел вечер, слушая, как Кэт строит планы на будущее.
Сейчас ей нельзя было рожать из-за кровотечения, но она хотела детей. На следующий день, проводя операцию, Равик обнаружил у Кэт неоперабельный рак.
Пытаясь смириться с этим, Равик вспомнил “один из величайших уроков его жизни”, полученный им на фронте Первой Мировой войны под Ипром. Тогда во время внезапного артиллерийского налета погибло трое его друзей, а сам Равик чудом остался цел и усвоил: помогай, пока можешь, но если сделать ничего нельзя – забудь и живи дальше. Только так можно выжить.
Вечером он отправился в “Шехерезаду” и встретился с Жоан. Теперь Равика восхищало ее “светлое, таинственное лицо”. Их роман начался под отливающей серебром громадой Триумфальной арки.
Жоан окунулась в свою любовь с головой, “она всецело отдавалась тому, что делала в данную минуту”. Равик же держал себя отстраненно – он боялся привязываться к кому-то, уж очень нестабильна была его жизнь. Но чем дальше заходили их отношения, тем сильнее он влюблялся в Жоан и чувствовал, что теряет свою независимость.
Он был старше ее на пятнадцать лет и чувствовал, что рано или поздно она его оставит. Морозов недолюбливал Жоан, считая ее стервой, и она это чувствовала.
Вскоре, сидя с Морозовым за столиком перед рестораном “Фуке”, Равик снова увидел человека, похожего на Хааке, и снова потерял его в толпе на площади Этуаль. Морозов попытался успокоить Равика. Он посоветовал другу составить план мести и строго ему следовать. Так сделал сам Морозов, мечтавший встретить людей, которые уничтожили его семью во время русской революции. Равик долго сидел перед рестораном, высматривая Хааке и вспоминая о Сибилле.
Она была “балованным красивым существом, привыкшим к рассеянной, легкой жизни”. Их поймали, когда они пытались покинуть Германию, и пытали три дня. Хааке требовал у Равика признания, но тому не в чем было признаваться. После гестапо его отправили в концентрационный лагерь, затем он попал в госпиталь, откуда и сбежал. Теперь его сны были полны “ужаса фашистских застенков, застывших лиц замученных друзей”.
Так и не увидев Хааке, Равик решил не рыться “в шлаке мертвых лет, оживших благодаря нелепому, проклятому сходству”, и не приносить в жертву случайной иллюзии любовь Жоан.
Через некоторое время она заговорила с ним о собственном доме. Жоан не знала, что Равик нелегал. Он сообщил Жоан, что в любую минуту его могут арестовать.
Чтобы успокоить испуганную женщину, Равик предложил ей отправиться в небольшой отпуск на юг Франции, к Средиземному морю. Две тысячи франков на отпуск Равик добыл у профессора Дюрана, пригрозив уйти из клиники, когда пациент уже лежал на операционном столе. Пациентом оказался “некий Леваль, ведавший делами эмигрантов”, безразличный к судьбам беженцев человек. Оперируя, Равик думал, что держит в руках жизнь Лаваля, как тот – жизни тысяч нелегальных эмигрантов. Перед отъездом Равик встретился с Кэт.
Она уезжала в Италию, не зная, что смертельно больна – доктор так и не смог сказать ей об этом.
Они жили в Антибе уже восемь дней, а Равику казалось, что он провел в этом залитом солнцем мире всего восемь часов. Чтобы продлить отдых, Равик иногда выигрывал небольшую сумму в казино. Жоан нравилась такая жизнь, и Равик чувствовал, что рано или поздно она найдет мужчину, способного обеспечить ей ее.
Не желая быть брошенным, Равик решил первым порвать с Жоан по приезде в Париж.
Сделать это он не успел. Примерно через неделю после возвращения, направляясь в клинику, Равик увидел, как обрушились леса у строящегося здания. Какую-то женщину тяжело ранило, и врач не мог остаться в стороне. Когда Равик оказывал помощь, приехала полиция.
Быстро выяснилось, что документов у врача нет. О том, что попался, Равик успел сообщить доктору Веберу, Морозову и Жоан. Вебер попытался помочь Равику через профессора Дюрана, которому Лаваль был очень благодарен за успешную операцию. Дюран, однако, не мог простить двух тысяч франков, и только ухудшил положение Равика.
Он отсидел две недели в тюрьме, а потом был выслан из Франции.
В Париж он вернулся через три месяца. За это время Германия оккупировала Чехословакию, а он сам перенес воспаление легких и два раза попался полиции. Фамилию Равик он себе оставил – она нравилась ему больше, чем другие.
В “Энтернасьонале” о его неприятностях не знали: Морозов всем рассказал, что доктор уехал в Руан. Он же сообщил Равику, что Жоан больше не работает в “Шехерезаде”. Спрашивать о Равике она перестала недель пять назад.
Краем уха Морозов слышал, что Жоан снимается в кино.
Промучившись весь вечер, Равик отправился в отель “Милан”, но Жоан там больше не жила. Он понял, что все кончено и позвонил Веберу – ему нужна была любимая работа, чтобы успокоиться и забыть. Равик встретил Жоану две недели спустя в ресторане “Клош д, Ор”.
Она была с двумя незнакомыми мужчинами, а ее плечи успели покрыться южным загаром. Они поссорились. Жоан обвиняла Равика, что тот и не подумал разыскивать ее, а он смотрел на ее южный загар. Она пришла к нему ночью, и у него не хватило сил ее выгнать.
Жоан заснула, прижавшись к Равику.
Утром Жоанн ушла и не появлялась несколько дней, а Равик с тоской ждал ее звонка. Он продолжил работать в клинике, оперировал, и это облегчало его жизнь. Равик про прежнему осматривал девушек из “Озириса”, где, несмотря на “мертвый” сезон, царил ажиотаж.
Жоан позвонила клинику и пригласила Равика к себе. Теперь она не жила в дешевом отеле. Новый друг Жоаны, актер, снимал для нее безвкусно обставленную квартиру. Наконец Равик понял, что Жоан отводит ему роль приходящего любовника. Это его не устраивало, Равику, приятному мужчине с узким лицом и проницательными, глубоко посаженными глазами, было уже за сорок, и он хотел либо все, либо ничего.
После долгого и тяжелого разговора он ушел. Проведя с ней еще одну ночь, Равик понял, что пропадет, если сделает это снова.
Вскоре из Италии вернулась Кэт Хэгстрем. Она уже знала, что умирает, и собиралась “взять у жизни все, что можно”. Равик предложил ей помощь. Он пытался отвлечься работой или долгими прогулками, но забыть Жоан не получалось – она была в его крови. Однажды ноги принесли его к дому любимой.
Он долго смотрел на ее окна, чувствуя невыносимую, острую боль, словно кто-то разрывал его сердце. Внезапно начался ливень. Стоя под дождем, Равик вдруг почувствовал биение жизни. Словно лопнула скорлупа, сковывающая его душу, и прорвалась жизнь, “желанная и благословенная”.
Не оглядываясь, он пошел прочь.
Некоторое время спустя, сидя в ресторане “Фуке”, Равик снова увидел Хааке. На этот раз доктор не собирался его упускать, но бросаться в погоню ему не пришлось – Хааке сам подошел к нему, приняв за земляка. Чудом сохранив выдержку, Равик назвался фон Хорном и вызвался показать Хааке злачные места Парижа.
К большому сожалению Равика, его враг спешил на поезд в Берлин. Однако он обещал связаться с “фон Хорном” через две недели, когда снова приедет во Францию.
Эти две недели Равик готовился к мести. Ему было не до Жоан, но та все не оставляла его в покое, приходила к нему домой, устраивала сцены ревности. Равик не сдавался, понимая, что победив, Жоан бросит его, как ненужную вещь. Однажды ночью она позвонила ему и позвала на помощь. Решив, что Жоан в беде, Равик собрал докторский чемоданчик и поехал к ней, но тревога оказалась ложной.
Очередной любовник-актер устроил ей скандал, грозился убить, она испугалась и вызвала Равика. Жоан призналась, что слишком торопится жить, меняет любовников, друзей и не может остановиться. Равик понял, что потерял ее навсегда, и на душе у него стало легко: теперь никто не помешает ему отомстить.
Утром он переехал в отель “Принц Уэльский” – этот адрес он назвал Хааке. Равик понимал, что его враг, “маленький чиновник по ведомству страха, сам по себе значит немного, и все же убить его было бесконечно важно”. Равику казалось, что Хааке может позвонить во время операции.
Эта мысль так нервировала его, что от работы пришлось на время отказаться.
С помощью Морозова Равик нанял машину и составил план, а Хааке все не звонил. В конце концов Равик отчаялся: нацист мог не приехать или позабыть адрес. Он увидел врага однажды вечером, случайно завернув в “Озирис”, и подкараулил его у входа – никто не должен был увидеть, что они уехали вместе.
Хааке обрадовался встрече. Он не позвонил, потому что перепутал название отеля. Равик пообещал Хааке прогулку по дешевым, но шикарным публичным домам, отвез его в Булонский лес, оглушил ударом по голове и задушил. Тело и одежду он закопал в разных местах Сен-Жерменского леса, а документы сжег.
Хааке даже не понял, за что его убили, и это некоторое время мучило Равика, но потом он успокоился и испытал необычайное облегчение. “Заклинившаяся, наглухо запертая, покрытая запекшейся кровью дверь в его прошлое внезапно отворилась, легко и бесшумно, и за ней снова раскинулся цветущий сад, а не застенок гестапо”. Что-то таяло в Равике, наполняя его жизнью.
Морозов уговаривал Равика уехать из Парижа, но тот отказался – ему некуда было ехать. Он знал, что после объявления войны его посадят во французский концлагерь и был к этому готов. Вскоре он проводил Кэт Хэгстрем в Шербур: она уплывала на огромном белом пароходе в США умирать. Вернувшись в Париж, Равик обнаружил, что город затемнен.
Освещалась только площадь Этуаль с Триумфальной аркой и Елисейские Поля за ней.
В ту же ночь Равику снова позвонила Жоан и попросила приехать. На сей раз он ей не поверил и остался в “Энтернасьонале”. Вскоре к нему постучал испуганный любовник Жоан. Он выстрелил в нее, тяжело ранил, а теперь не знал, как спасти.
Равик поспешил к ней и отвез в клинику Вебера. Начав операцию, он увидел, что пуля застряла в шейном отделе позвоночника, и спасти Жоан невозможно. С бессильной болью Равик наблюдал, как паралич охватывает тело, которое он так любил.
Когда Жоан начала задыхаться, он ввел лекарство, облегчившее ей смерть – она сама попросила его об этом, когда могла еще говорить.
В момент смерти Жоан началась Вторая Мировая война. Когда Равик вернулся в “Энтернасьональ”, его уже ждала полиция по доносу одной из медсестер клиники. На сей раз он назвал свое настоящее имя – Людвиг Фрезенбург.
Париж он покидал в кромешной темноте, даже Триумфальная арка была не видна.
Вариант 2
Поздним ноябрьским вечером, Равик, возвращаясь домой, встретил девушку на мосту Алма. Он подумал, что девушка пытается покончить с собой и пригласил ее выпить кальвадоса (яблочное бренди). После этого, он не смог оставить ее и пригласил к себе, в номер гостиницы “Интернациональ”, переночевать.
В ней, Равика привлекли только волосы, которые имели естественный золотистый цвет.
Равик был хирургом, и ночью его срочно вызвали на работу. Возвратившись утром домой, он заметил, что девушка еще не ушла. Он позвал ее в свою постель и девушка согласилась.
Она рассказала Равику, что приехала в Париж с одним мужчиной, который внезапно умер. И теперь не знала, что ей делать. Равик помог снять ей номер в гостинице “Милан”, а она написала на бумажке свое имя, Жоан Маду.
Он порвал листок, при выходе из отеля.
Шло время. Равик занимался своей работой. Ему приходилось делать операции за своего начальника, профессора Дюрана, который был бездарной личностью.
Также, ему приходилось осматривать раз в неделю проституток из публичного дома “Осирис”, услугами которых он пользовался регулярно.
Через некоторое время, сидя в подвале отеля “Интернациональ”, Равик получил пакте от Жоан. Его друг Борис, уговорил поехать к ней, чтобы успокоить девушку, оставшуюся одной в большом городе. Через Бориса, Равик устроил Жоан работать в “Шахерезаде”, певицей.
Затем он пошел в этот ночной клуб со своей давней пациенткой Кэт Хегстрем. Несколько лет назад, он вырезал ей аппендицит, и после этого его дела пошли хорошо. Равик воспринимал Кэт, как свой талисман. В этот раз, при операции, он заметил у Кэт страшную болезнь – рак. Его это сильно впечатлило.
Равик вспомнил, как во время Первой Мировой войны, погибли его товарищи, а он сам чудом уцелел. Тогда он осознал, что нужно помогать людям по возможности. А если таковой нет, тогда необходимо забыть обо всем и жить дальше.
Только так, по его мнению, можно выжить в этом мире.
Спустя некоторое время, Равик и Жоан стали пылкими любовниками. Она мечтала о своем доме, и ему пришлось рассказать, что живет в Париже нелегально. Вскоре, сидя за столом одного из ресторанов, Равик увидел гестаповца, который пытал его вместе с любимой девушкой в Германии. Его звали Хааке. Равик решил отомстить нацисту и разработал хитроумный план, который осуществил спустя несколько недель.
В Булонском лесу, он сначала оглушил, а затем задушил человека, испортившего ему жизнь.
После этого он на некоторое время расстался с Жоан. Случилось так, что его депортировали из страны. Через три месяца, Равик снова приехал в Париж, но не смог найти Жоан.
Оказалось, что она живет на содержании у известного актера, в дорогой квартире.
Однажды ему пришлось побывать у Жоан, но Равик не смог оставаться у нее. Ему хотелось большего.
Через некоторое время, Жоан позвонила ему, но он не захотел ехать к девушке. Вскоре к нему пришел любовник Жоан, который просил помочь спасти умирающую девушку. Оказалось, что в порыве ревности он стрелял в нее. Равик приехал быстро, но пуля вошла Жоан в шейные позвонки.
Девушка была обречена.
В момент смерти Жоан, в Париж вошли немцы. Когда Равик пришел в отель, его уже ждали люди из полиции. В этот раз он сказал им свое настоящее имя, Людвиг Фрезенбург.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)