Жуковский Василий Андреевич Произведение “Светлана”
(Баллада, 1808-1811) – Светлана – героиня баллады, написанной, как и другая баллада Жуковского, “Людмила”, на тему “образцовой” баллады немецкого поэта Г.-А. Бюргера “Ленора”, – возвращение жениха-мертвеца за своей невестой и их путь к гробу. “Светлана” – попытка создания идеального национального характера, “русской души”, какой ее видел и понимал поэт. Отличительные черты этого характера-души – чистота, кротость, покорность Провидению, верность, нежность и светлая грусть.
Для изображения своей героини поэт использовал фольклорные краски, стилизуя ее – в сентиментальном ключе – под девушку из народной песни или сказки. Грустная С. гадает в крещенский вечерок у зеркала о своем милом. Появляется ее жених и говорит ей, что небеса укротились, ропот ее услышан. Он зовет ее за собой, сажает в сани, и они едут по снежной степи. С. видит Божий храм, в котором кого-то отпевают.
Наконец сани подъезжают к хижине. Кони и жених исчезают. Героиня, перекрестившись, входит в дом и видит гроб.
Из него встает мертвец и тянет к ней руки.
Но С. спасает чудесный голубок, закрывающий ее крыльями от страшного призрака. В последнем героиня узнает своего милого и – пробуждается. В финале появляется живой и невредимый жених. Герои соединяются и играют свадьбу.
Образы и сюжет “Людмилы” (“Леноры”) переосмысливаются в “Светлане”: явление мертвеца невесте оказывается страшным сном-обманом (жених не умирал, привидевшийся во сне призрак, очевидно, демон-соблазнитель, от которого героиню оберегает евангельский голубок), снимается важный мотив вины героини (для появления страшного жениха С. не давала никакого повода); балладная смерть героев оборачивается их счастливым соединением. Грустная С. в отличие от отчаявшейся Людмилы не ропщет на судьбу, не зовет на суд Творца, но молит “ангела-утешителя” утолить ее печаль, она набожна и безгрешна. Поэтому темные силы не властны погубить ее чистую душу.
Неумолимый рок уступает место благому Провидению. Герои “страшных” баллад Жуковского – всегда “страдальческая сторона”, они не имеют никаких шансов на спасение, все, что должно произойти, произойдет: казнь свершится, предсказание сбудется. Такие герои – жертвы своего греха или сверхъестественного дара. В “Светлане” все наоборот: героиня невинна, “вещий сон” не сбывается, что совершенно исключительно как для балладного жанра, так и для фольклорного, святочного, истолкования сна; стихотворение заканчивается свадьбой героев.
Балладная логика разрушается, счастливый, сказочный финал опровергает традиционную схем – не балладная героиня, помещенная волею автора в чуждый ее природе жанровый мир: традиционные для баллады ужасы – лишь испытание ее веры. Ее светлая душа оказывается сильнее ночного мрака, вера и любовь вознаграждаются. Само имя героини имеет несвойственную жанру этимологию: оно задает в стихотворении тему света, противостоящего балладной тьме и побеждающего ее. (Не случайно баллада “Светлана” заканчивается ранним утром, в то время как действие “Людмилы” – и “Леноры” – не выходит за пределы ночи.) С. – один из важнейших для Жуковского поэтических образов, связывающий воедино его судьбу и творчество.
Жуковский посвятил эту балладу Александре Андреевне Протасовой (в замужестве Воейковой), которую называл “своею музою, вдохновлявшей его на поэтическое настроение”. Имя Светлана стало литературным именем этой женщины – адресата многих стихотворных посланий как Жуковского, так и Н. М. Языкова, , И – И. Козлова. Этим же именем называли в литературном обществе “Арзамас” самого поэта. Спустя годы его друг П. А. Вяземский вспоминал слова поэта о том, что полученное им при арзамасском “крещении” имя оказалось пророческим: Жуковский был “Светланой не только именем, но и душою”.
Имя С. стало для Жуковского и его друзей символическим обозначением особого миросозерцания и мироощущения, “светлой” веры, призванной осветить своим присутствием мрачную существенность жизни; оно оказалось своего рода чудесным талисманом, защищающим от злых сил. А. С. Пушкин использовал “молчаливый и грустный” образ С. для характеристики своей героини Татьяны (“Евгений Онегин”, гл. 3, строфа V).
Образ С. имеет бесчисленное число литературных отголосков: он стал одним из центральных образов русского литературного пантеона героев.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)