Сатиры
Первая сатира (“На хулящих учение. К уму своему”) открывается знаменитыми стихами: “Уме недозрелый, плод недолгой науки! Покойся, не принуждай к перу мои руки…”
Сатирик перечисляет доводы тех, кто считает науки ненужными. Ханжа Критон видит в них причину безбожия: “Расколы и ереси науки суть дети; Больше врет, кому надо больше разумети”. Прежде люди покорно шли к церковной службе и слушали ее, не понимая. Теперь, к соблазну Церкви, стали сами читать Библию, забыли про посты, не пьют квасу, разучились класть поклоны и ставить свечи, считают, что монастырям не пристали вотчины. Скопидом Сильва говорит, что учение наводит голод: не учась латыни, больше собирали хлеба.
Дворянин не должен грамотно говорить и постигать причину мира: он от этого не узнает, сколько крадет приказчик и как прибавить число бочек с винного заводу. “Землю в четверти делить без Евклида смыслим, Сколько копеек в рубле, без алгебры счислим”. “Румяный, трижды рыгнув, Лука подпевает”: наука мешает людям веселиться и разрушает компанию. Вино – дар божественный; веселый
человек, оставя стакан, не возьмется за книгу. Щеголь Медор тужит, что на книги много исходит бумаги, а ему уже не на что завернуть завитые кудри; Виргилий и Цицерон двух денег не стоят перед славным портным и сапожником. “Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши”.
Да и видно, что без науки легче добиться успеха. Чтобы стать епископом, довольно клобуком покрыть главу, брюхо – бородою и, раздувшись в карете, всех лицемерно благословлять. Судье довольно вздеть перук с узлами и бранить приходящих с пустыми руками.
Законов ему знать не надобно: то дело подьячих лезть на бумажные горы.
Всякий невежда мнит себя быть достойным самого высшего чина и почестей. Так уму и не надо этих почестей искать, а надо, сидя в своем углу, в себе самом хранить знание о пользе наук, а не объяснять ее другим.
Сатира вторая (“На зависть и гордость дворян злонравных”), диалог между Филаретом (“Любящим добродетель”) и Евгением (“Благородным”, т. е. знатным). Филарет встречает Евгения в великой грусти и угадывает тому причину: “Трифону лента дана, Туллий деревнями Награжден – ты с древними презрен именами”. Евгений подтверждает. Его огорчает, что вчерашние пирожники и сапожники вспрыгнули на высокую степень, а он со своей знатностью ничего не достиг. “Знатны уж предки мои были в царство Ольги” и с тех пор управляли и на войне, и в судах, “А батюшка уж всем верх – так его не стало, Государства правое плечо с ним отпало”.
Обидно, имея таких предков, всюду видеть себя последним.
Филарет отвечает обстоятельно и откровенно. Благородство – вещь важная, но должно оно быть добыто или подтверждено собственными заслугами. А грамота, “плеснью и червями изгрызена”, никакого достоинства человеку не дает: “Мало пользует тебя звать хоть сыном царским, Если в нравах с гнусным ты не равнствуешь псарским”; в благородных течет та же кровь, что и в холопах. Евгений никаких заслуг перед отечеством не имеет, а сам признал, что предки его не иначе, как по заслугам получали свои чины и награды. “Пел петух, встала заря, лучи осветили Солнца верхи гор – тогда войско выводили На поле предки твои, а ты под парчою, Углублен мягко в пуху телом и душою, Грозно соплешь, пока дня пробегут две доли…”
Далее описывается день щеголя. С утра он долго нежится, затем пьет чай или кофе, прихотливо причесывается, обувается в тесные башмаки (“Пот с слуги валится, В две мозоли и тебе краса становится”), надевает наряд ценой в целую деревню и выбранный с искусством, которое сложнее науки римского права. Затем он предается обжорству, окруженный гнусными друзьями, которые, конечно, оставят его, как только он промотается.
Евгений же постоянно приближает час своего разорения, предаваясь мотовству и картежной игре: не одну деревню он уже проиграл.
А чтобы занимать важные должности, нужны многие знания. Евгений же ничего не знает из многосложной военной науки, моря боится и править кораблем не способен. Судьей может быть тот, кто “Мудры не спускает с рук законы Петровы, Коими мы стали вдруг народ уже новый”, – и к тому же добросердечен – Евгений, кроме своего невежества, бесчувствен и жесток: смеется нищете, бьет холопа до крови, что махнул рукою вместо правой левою, по мотовству своему считает законными все способы пополнить пустой кошелек. Даже придворных чинов он заслужить не может. Евгений ленив, а придворные чины добываются хлопотами и терпением.
Вон царедворец Клит: он целые дни проводит в чужих передних, осторожно меряет слова, чтобы никого не обидеть, и вместе с тем прямо идет к своей цели. Таким качествам не грех и поучиться – с тем чтобы употреблять их на добрые дела.
Словом, злонравие Евгения делает его ни на что не годным: “Исправь себя и тогда жди, дружок, награду; По тех пор забытым быть не считай в досаду”. А что Туллий и Трифон не имеют знатных предков – это ничего не значит. Как предки Евгения начинали знатный род при Ольге, так Трифон и Туллий начали теперь свой.
Адам дворян не родил, и Ной в ковчеге спас всех равных себе земледельцев. “От них мы все сплошь пошли, иной поранее, Оставя дудку, соху, другой попозднее”.
Сатира седьмая (“О воспитании. К князю Никите Юрьевичу Трубецкому”) есть скорее эпистола, чем сатира: развернутое изложение мыслей о предмете рассуждения. Поэт начинает с обличения общего мнения, будто бы разум дается исключительно с возрастом и что поэтому молодой человек не может дать здравого совета. Отчего же такой предрассудок? Многие говорят, что человек от природы склонен вдаваться в обман, но на самом деле от воспитания зависит больше: любая нива засохнет, если ее не поливать; любая же и даст плод при искусном уходе.
Это знал Петр Великий, который сам стремился искать добрые примеры в других странах и открывал училища для подданных. Правильное воспитание – путь к совершенству: “Главное воспитания в том состоит дело, Чтоб сердце, страсти изгнав, младенчее зрело В добрых нравах утвердить, чтоб чрез то полезен Сын твой был отечеству, меж людьми любезен И всегда желателен, – к тому все науки Концу и искусства все должны подать руки”.
Можно быть великим ученым или воином – но злонравного и нелюбезного человека никто добром не помянет. Только добродетель может дать человеку спокойную совесть и бесстрашное ожидание кончины. Лучше простой ум с чистой совестью, чем острый разум со злобой.
Не надо все время твердить детям строгие уставы и ругать их, тем более прилюдно – этим лишь отобьешь любовь к добродетели. Лучше всего действовать примером. Заметив в сыне дурную склонность, надо указать ему на кого-нибудь, кто страдает от нее: скупца, иссохшего над своим золотом, мота в тюрьме, больного любострастника. Надо осторожно выбирать ребенку слуг и все окружение: оно сильно влияет на воспитание.
Часто сын теряет добродетель в объятиях рабыни и учится у слуг лгать. Злее же всех пример – родители. Нет толку читать ребенку наставления, если он беспрестанно видит зло в собственном отце. Кто и не может избегать зла сам, пусть скроет его от сына: ведь никто не покажет гостю беспорядок в своем доме, а дети ближе, чем гость.
Многим такие наставления от молодого человека покажутся за вздор, заключает поэт, так они могут и не читать этих стихов, которые писаны для одной забавы…
Вариант 2
Первая сатира “На хулящих учение. К уму своему
Многие считают, что науки не имеют пользы и попросту не нужны. Ханжа Критон обвиняет науки в том, что повинны они в безбожии народа. Зачем бить поклоны, соблюдать посты, если можно самому читать библию. Так и в храмы перестанут ходить.
Скопидон Сильва считает, что голод наступит, если люд будет вместо возделывания земли и сбора урожая учить латынь. Дворянам тоже грамота не нужна – деньги и так посчитают. А приказчика отчитать и проконтролировать можно без алгебры. Для Луки наука – помеха веселью. Станут грамотными, то поймут, что не стоит выпивка каждодневная жизненной траты.
Щеголь Медор жалеет бумагу на книги. Что на кудри ему останется? Виргилий и Цицерон никак не сравнятся с портным и сапожником.
Лишь невежда считает себя мудрецом. А тот, кто обладает умом, никогда не высовывается и не пытается глупцам донести пользу учений.
Сатира вторая “На зависть и гордость дворян злонравных
Общение Филарета и Евгения. Евгений огорчен тем, что почести раздают совсем не тем, что недавние пирожники и сапожники взошли слишком высоко. А совсем недавняя знать, как Евгений, теперь в последних рядах. Все изменилось с потерей предков славных.
Но в этом ли причина?
Филарет не согласен, что все почести и блага должны передаваться по наследству. Каждый должен добыть себе благородство поступками своими и подвигами. И что нет пользы от грамот, если человек не обладает благородными качествами.
А кровь у всех одна, что в холопах, что в царях.
Щеголь не встает рано, наряжается долго и предается разгулу и игре в карты, как и его друзья. Евгений почти разорен от такой жизни. А чтобы быть достойным, нужно много усилий приложить, чего Евгений делать не хочет, и виной тому злой нрав и слабый дух.
Сатира седьмая “О воспитании. К князю Никите Юрьевичу Трубецкому
Рассуждение о том, кому разум дан, а кто век будет глупым. Бытует мнение, что ум приходит с годами и опытом, но поэт не согласен. В пример приводит Петра Великого, который стремился обучать множество молодых людей, так как в них видел славное будущее.
Даже если человек достиг высот, но нрав у него злой и нелюбезный, то не стоит ждать ему почестей и памяти светлой. Лучше быть совестливым и простым, чем недобрым, но знатным.
Не стоит воспитывать детей только словами, не будет от этого пользы. Гораздо лучше показывать им достойный пример. А если чадо склонно к какому-либо пороку, нужно указать на того, кому эта напасть жизнь испортила. Это может быть жадина, который помер от своей скупости. Или мот, который пустил на ветер и свое, и чужое.
Или прелюбодей, тело которого изъела болезнь. Будущее ребенка зависит от людей, что его окружают. Значит нужно внимательно выбирать ему учителей и слуг. Их поведение тоже нуждается в проверке.
Но главное – родительская добродетель. Это самый лучший преподаватель.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)