Люцинда
Юлий пытается найти Люцинду там, где он привык ее видеть – в ее комнате, на их кушетке, – и, не отыскав ее, начинает вести с ней странный, лишенный определенного содержания разговор, то отдаваясь на волю влекущих его фантазий, то прибегая к помощи исписанных им когда-то листков, сохраненных ее заботливыми руками. В этом наплыве образов он хочет прежде всего найти слова и краски для описания той радости и любви, которая связывает его с ней, той гармонии, в глубины которой они погружаются вдвоем, не размыкая объятий. “Я уже больше не могу сказать “моя любовь” или “твоя любовь” , – пишет он, – обе они одинаковы и слиты воедино, являясь в равной мере любовью и взаимностью”.
Один из его “снов наяву” он называет “Аллегорией дерзости”. В искусно возделанном саду ему удается побороть внезапно прыгнувшее на него отвратительное чудовище; поверженное, оно превращается в обыкновенную лягушку, и некто, стоящий у него за спиной, называет ему имя фантома. “Это – Общественное Мнение, – говорит он, – а я – Остроумие”, Следуя за своим
новым спутником, Юлий видит забавные и поучительные сцены, в которых, кроме четверых юношей, участвуют Дерзость, сперва отпугивающая Юлия своим вызывающим и смелым видом, Деликатность, Приличие, Скромность; они разгуливают по зеленым лугам, созданным великой волшебницей фантазией, и сами они вызваны к жизни ее волей. Они то меняют маски, то раскрывают свои истинные лица; но именно Дерзость своей независимостью и проницательностью все больше привлекает нашего странника.
Самого же себя он начинает называть “возлюбленный сын Остроумия”, подобно тому как рыцарь, странствующий в поисках приключений, говорит про себя: “Я – возлюбленный сын счастья”.
“Общество, – говорит он Люцинде в одной из их дальнейших бесед, – это хаос, который должен быть гармонизирован, может быть, только при помощи остроумия, если же не шутить и не дурачиться с элементами страсти, то она сгущается в непроницаемые массы и затемняет все”. Юношеские годы Юлия могли бы служить прекрасной иллюстрацией как верности этого тезиса, так и его собственного постоянства в следовании ему. В те годы мысль его находилась в постоянном брожении; каждое мгновение готов он был встретить нечто необычайное. Ничто не могло бы его поразить, и меньше всего его собственная гибель. Без дела и без цели бродил он между вещами и людьми, как человек, который с трепетом ждет чего-то такого, от чего зависит его счастье.
Все могло его прельстить, и вместе с тем ничто не могло удовлетворить его.
При этом ни одно из проявлений распутства не могло превратиться для него в неотъемлемую привычку, ибо в нем было столько же презрения, сколько и легкомыслия. В конце концов это презрение отвратило его от нынешних его спутниц; он вспомнил о подруге своего отрочества, девочке нежной, возвышенной и невинной; поспешив вернуться к ней, он нашел ее уже сформировавшейся, но такой же благородной, задумчивой и гордой, как раньше. Он решил обладать ею, с брезгливостью отвергая малейшие соображения о морали; но, когда он почти достиг своего, внезапный поток ее слез охладил его и вызвал в его душе что-то похожее на раскаяние.
После этого он снова погрузился на время в прежний образ жизни; но вскоре в этом водовороте развлечений он встретил еще одну девушку, которой захотел обладать безраздельно, невзирая на то что нашел ее среди тех, кто почти открыто принадлежит всем; она была почти столь же порочна, как та – невинна, и обычно в своих отношениях с мужчинами, исполняя то, что считала своей обязанностью, оставалась совершенно холодной; но Юлий имел счастье понравиться ей, и она вдруг привязалась к нему больше, чем это можно выразить словами. Может быть, впервые ей перестало нравиться то окружение, которое до сих пор ее вполне удовлетворяло. Юлий это чувствовал и радовался этому, однако не мог до конца преодолеть того презрения, которое внушали ему ее профессия и ее испорченность. Когда она ему сказала, что он будет отцом ее ребенка, он счел себя обманутым и оставил ее. Ее слуга позвал его к ней; после долгих уговоров он последовал за ним; в ее кабинете было темно, он приник к ней – и услышал глубокий вздох, который оказался последним; взглянув на себя, он увидел, что он в крови.
В порыве отчаяния она нанесла себе многочисленные раны, большинство из которых оказались смертельными… Этот случай преисполнил его ужасом и отвращением к общественным предрассудкам. Раскаяние подавлял он посредством гордости, только усиливавшейся тем чувством нового, более выношенного презрения к миру, которое он ощущал в себе.
Однако прошло время, и он встретил женщину, избавившую его от этой болезни. Она сочетала в себе любезность и артистизм с самообладанием и мужеством; обожествляя ее, он не считал себя вправе пытаться нарушить ее семейное счастье; чувство к ней сделалось для его духа прочным средоточием и основанием нового мира. Он вновь осознал в себе призвание к божественному искусству; свою страсть и свою юность он посвятил возвышенному труду художника, и постепенно море вдохновения поглотило поток его любовного чувства.
Случилось, однако, что он встретил молодую художницу, которая, подобно ему, страстно поклонялась прекрасному. Лишь немного дней провели они вдвоем, и Люцинда отдалась ему навеки, открыв ему всю глубину своей души и всю силу, естественность и возвышенность, которые в ней таились. Долгое время он называл страстью то, что он чувствовал к ней, и нежностью то, что она давала ему; промелькнуло более двух лет, прежде чем он осознал, что безгранично любим и сам любит с не меньшей силой. Любовь, понял он, не только тайная внутренняя потребность в бесконечном; она одновременно и священное наслаждение совместной близостью.
Только в ответе своего “Ты” может каждое “Я” полностью ощутить свое бесконечное единство.
Высшее проявление разума заключается не в том, чтобы поступать по своему намерению, а в том, чтобы предаваться всей душой фантазии и не мешать забавам молодой матери с ее младенцем. Мужчина пусть боготворит возлюбленную, мать – ребенка и все – вечного человека. И душа постигнет жалобу соловья и улыбку новорожденного и поймет значение всего, что тайными письменами начертано в цветах и звездах; священный смысл жизни, так же как вечный язык природы.
Она никогда не сможет покинуть этот волшебный круг, и все, что она создаст или произнесет, все будет звучать как удивительный романс о чудесных тайнах детского мира богов, сопровождаемый чарующей музыкой чувств и украшенный полным глубокого значения цветением милой жизни.
Вариант 2
Один из снов наяву Юлия происходит в воображаемом саду. Там он побеждает страшное чудовище, оно превращается в лягушку. Юлий находит сходство этой аллегории с общественным мнением.
Он объясняет Люцинде, что хаос общества может быть побежден остроумием. Без шуток и веселья темнота окутает все вокруг.
В юности мысли Юлия бродили от одной вещи к другой. Он находился в постоянном ожидании событий, которые принесут ему счастье. Все, что ему нравилось, быстро надоедало. Юлий был легкомыслен и презрителен, поэтому распутство отношений не могло войти в привычку. Окружающие его женщины начали вызывать чувство отвращения.
Юлий нашел свою подругу детства, нежную и невинную. Не думая о морали, он хотел овладеть ею. Ее слезы отчаяния остановили и вернули его в реальную жизнь.
Встретил порочную девушку. Она не скрывала того, чем занимается. Он презирал ее, но страстно хотел ею обладать. Она оставалась холодной, исполняя обязанности с мужчинами.
Юлий сильно привязался к этой девушке. Она сказала, что беременна. Исполненный презрения к ее образу жизни, Юлий оставил общение с ней. Пришел слуга, уговаривал навестить ее.
Когда Юлий вошел в темную комнату и обнял ее, она умерла, издав последний вздох. От беспомощности перед этим миром девушка нанесла себе много смертельных ран. Снова Юлий ощутил раскаяние и пагубное влияние общественных предрассудков.
Он встретил замужнюю женщину, которая была и мужественная и артистичная. Юлий вдруг ощутил страстное желание посвятить себя возвышенному искусству. Труд художника затопил его любовные переживания.
Вскоре он познакомился с молодой художницей, Люциндой. Она отдалась ему всей глубиной своей души. Он относился к ней страстно, она давала ему нежность. Прошло два года, пока он понял, что его любят, и он любит по-настоящему.
Любовь – это не только тайная потребность человека, но и священное чувство наслаждения близостью.
Следуя своим намерениям, человек должен поддаваться своей фантазии. Мать боготворит ребенка, мужчина – свою возлюбленную. Любовь постигается в каждом проявлении мира.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)