Клара Милич
Яков Аратов проживал на Шаболовке в небольшом деревянном доме со своей теткой Платонидой Ивановной, Платошей, как называл ее еще его отец. Ему было лет 25, но жил он замкнуто, занимался фотографией, дружил лишь с Купфером, обрусевшим немцем, который искренне был привязан к Аратову. За это Платоша прощала ему некоторую бесцеремонность и шумноватую жизнерадостность. Нравом Яков пошел в отца.
Тот тоже жил уединенно, занимался химией, минералогией, энтомологией, ботаникой и медициной, слыл чернокнижником, считая себя правнуком Брюса, в честь которого назвал сына, и был склонен ко всему таинственному и мистическому. Яков унаследовал эту его черту, верил в тайны, которые можно иногда прозревать, но постигнуть – невозможно. При этом верил в науку.
Еще при жизни отца учился на физико-математическом факультете, но бросил.
И все же Купфер вытащил однажды Аратова на концерт в дом знакомой грузинской княгини. Но он недолго пробыл на том вечере. Несмотря на это, Купфер и в следующий раз завлек его к княгине, расхвалив первоклассный талант некой Клары Милич, про которую
они пока не решили: Виардо она или Рашель. “У нее черные глаза?” – спросил Аратов. “Да, как уголь!” Оказалось, что он уже видел у княгини эту девушку.
Ей было лет девятнадцать, она была высокая, прекрасно сложенная, с красивым смуглым лицом, задумчивым и почти суровым. Приняли ее очень хорошо, долго и громко хлопали.
Во время пения Аратову показалось, что ее черные глаза все время были обращены на него. Так продолжалось и потом, когда она читала из “Евгения Онегина”. Чтение ее, сначала немного торопливое, со слов “Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой” сделалось выразительным и преисполнилось чувством.
Глаза ее смело и прямо смотрели на Аратова.
Вскоре после концерта рассыльный принес Аратову записку с приглашением прийти около пяти на Тверской бульвар. Это очень важно.
Сначала он твердо решил не ходить, но в половине четвертого отправился на бульвар. Просидев некоторое время на лавочке с мыслями о таинственной незнакомке, он вдруг почувствовал, как кто-то подошел и стал сзади него. Клара Милич была смущена, извиняясь за свою смелость, но ей так много хотелось сказать ему.
Аратов вдруг почувствовал досаду: на себя, на нее, на нелепое свидание и на это объяснение среди публики. Раздражение продиктовало сухую и натянутую отповедь: “милостивая государыня”, “мне даже удивительно”, “я могу быть полезным”, “готов выслушать вас”.
Клара была испугана, смущена и опечалена: “Я обманулась в вас…” Внезапно вспыхнувшее лицо ее приняло злое и дерзкое выражение: “Как наше свидание глупо! Как я глупа! Да и вы…” Она захохотала и быстро исчезла.
Прошло два-три месяца. И вот однажды он прочел в “Московских ведомостях” сообщение о самоубийстве в Казани даровитой артистки и любимицы публики Клары Милич. Причиной, по слухам, была несчастная любовь. Купфер подтвердил, что это правда.
Но газета врет, амуров никаких: горда была и неприступна Тверда, как камень. Только обиду не перенесла бы. Он ездил в Казань, познакомился с семейством.
Настоящее имя ее Катерина Миловидова, дочь учителя рисования, пьяницы и домашнего тирана.
Той же ночью Аратову приснилось, что он идет по голой степи. Вдруг перед ним появилось тонкое облачко, ставшее женщиной в белых одеждах. Глаза ее были закрыты, лицо белое, а руки висели неподвижно. Не сгибаясь в спине, она легла на камень, подобный могильному, и Аратов, сложив руки на груди, лег рядом с ней. Но она поднялась и пошла, а он не смог даже пошевелиться.
Она обернулась, глаза были живые, и лицо тоже ожило. Она поманила его. Это была Клара: “Если хочешь знать, кто я, поезжай туда!”
Утром он объявил Платоше, что едет в Казань. Там из бесед с вдовой Миловидовой и сестрой Клары Анной Аратов узнал, что Катя с детства была строптива, своевольна и самолюбива. Отца презирала за пьянство и бездарность. Вся она была огонь, страсть и противоречие. Говорила: “Такого, как я хочу, я не встречу… а других мне не надо!” – “Ну, а если встретишь?” – “Встречу… возьму”. – “А если не дастся?” – “Ну, тогда… с собой покончу.
Значит, не гожусь”.
Анна решительно отвергла даже мысль о несчастной любви как причине гибели сестры. Вот ее дневник, разве есть там намек на несчастную любовь?
Увы, на такой намек Аратов наткнулся сразу же. Он выпросил у Анны дневник и фотокарточку, пообещав вернуть его, и отправился в Москву.
Дома, в своем кабинете, он почувствовал, что находится теперь во власти Клары. Он взял ее фотокарточку, увеличил, приладил к стереоскопу: фигура получила какое-то подобие телесности, но окончательно не оживала, глаза все смотрели в сторону. Она будто не давалась ему.
Он припомнил, как Анна сказала про нее: нетронутая. Вот что дало ей власть над ним, тоже нетронутым. Мысль о бессмертии души вновь посетила его. “Смерть, где жало твое?” – сказано в Библии.
В вечернем мраке ему теперь стало казаться, что он слышит голос Клары, ощущает ее присутствие. Однажды из потока звуков он сумел выделить слово “розы”, в другой раз – слово “я”; почудилось, будто мягкий вихрь пронесся через комнату, через него, сквозь него. Белевшее в темноте пятно двери шевельнулось, и показалась белая женская фигура – Клара! На голове у нее венок из красных роз…
Он приподнялся. Перед ним была его тетка в чепце и в белой кофте. Она забеспокоилась, услышав его крики во сне.
Сразу после завтрака Аратов отправился к Купферу, и тот рассказал, что Клара выпила яд уже в театре, перед первым актом, и играла как никогда. А как только занавес опустился, она тут же, на сцене, и упала…
В ночь после визита к другу Аратову приснилось, будто он хозяин богатого имения. Его сопровождает управляющий, маленький вертлявый человечек. Вот они подходят к озеру.
У берега золотая лодочка: не угодно ли прокатиться, сама поплывет. Он шагает в нее и видит там обезьяноподобное существо, держащее в лапе склянку с темной жидкостью. “Это ничего! – кричит с берега управляющий. – Это смерть! Счастливого пути!” Вдруг черный вихрь мешает все, и Аратов видит, как Клара, в театральном костюме, подносит к губам склянку под крики “браво”, а чей-то грубый голос произносит: “А! ты думал, это все комедией кончится? Нет, это трагедия!”
Аратов проснулся. Горит ночник. В комнате чувствуется присутствие Клары.
Он опять в ее власти.
– Клара, ты здесь? – Да! – раздается в ответ. – Если ты точно здесь, если понимаешь, как горько я раскаиваюсь, что не понял, оттолкнул тебя, – явись!
Если ты теперь уверена, что я, до сих пор не любивший и не знавший ни одной женщины, после твоей смерти полюбил тебя, – явись!
Кто-то быстро подошел к нему сзади и положил руку на плечо. Он обернулся и на своем кресле увидел женщину в черном, с головой, повернутой в сторону, как в стереоскопе.
– …Обернись ко мне, посмотри на меня, Клара! – Голова тихо повернулась к нему, веки раскрылись, строгое выражение сменилось улыбкой. – Я прощен! – с этими словами Аратов поцеловал ее в губы.
Вбежавшая на крик Платоша нашла его в обмороке.
Следующей ночи он дожидался уже с нетерпением. Они с Кларой любят друг друга. Тот поцелуй все еще быстрым холодом пробегал по телу. В другой раз он будет обладать ею…
Но ведь вместе жить им нельзя. Что ж, придется умереть, чтобы быть вместе с нею.
Вечером у него появился жар, и Платонида Ивановна осталась дремать в кресле. Среди ночи пронзительный крик разбудил ее. Яша опять лежал на полу.
Его подняли и уложили. В правой его руке оказалась прядь черных женских волос. Он бредил, говорил о заключенном им совершенном браке, о том, что знает теперь, что такое наслаждение.
На секунду придя в себя, он сказал: “Не плачь, тетя. Да разве ты не знаешь, что любовь сильнее смерти?” И на лице его засияла блаженная улыбка.
Вариант 2
Проживающий на Шаболовке Яков Аратов, занимался фотографией. Жил он со своей теткой Платошей, в деревянном доме. Единственным его другом был Купфер, обрусевший немец. Однажды, когда Купфер, наконец, вытащил из дому Якова, они побывали на концерте некой Клары Милич. Яков обратил внимание, что во время своего выступления, Клара все время смотрела на него.
После концерта, рассыльный принес записку с приглашением встретиться на Тверском бульваре. Свидания не получилось, и Клара убежала. Спустя несколько месяцев, Яков из газеты узнал о самоубийстве Клары.
По слухам, причиной всему была неразделенная любовь.
После странного сна, с Кларой он поехал на родину Екатерины Миловидовой, так звали артистку. Семья ее жила в Казани. Там ему дали дневник Клары.
Сидя в Москве, над фотографией Клары, он пытался разглядеть ее, но что-то мешало. Ему показалось, что он чувствует присутствие Клары и слышит ее. Появившееся в комнате белое пятно пошевелилось и направилось к нему, это была она – Клара. С венком из красных роз на голове.
Он привстал и увидел свою тетку ночной рубашке. Она испугалась, услышав, как он кричит. На следующий день, Купфер поведал Якову, что Клара выпила яд перед спектаклем, отыграла как никогда и после того как опустился занавес упала замертво. В эту же ночь Якову снится, что он богач и имеет свое имение. Вместе со своим помощником, они подошли к озеру, на берегу которого стояла золотая лодка.
Зайдя в нее, он обнаружил существо, напоминающее обезьяну со стаканом в руке. Управляющий с берега крикнул, что это смерть. Все переменилось, и Яков увидел перед собой Клару.
Платоша нашла Якова в обмороке. Вечером начался жар, а ночью, дежурившая у постели Якова Платоша, обнаружила лежавшего на полу племянника с прядью черных волос в руке. Он бредил, говоря, что заключил идеальный брак. Придя в себя ненадолго, он попросил не плакать тетю, сказав, что любовь сильнее смерти.
И на его лице навсегда застыла улыбка.