Горячий снег
Дивизию полковника Деева, в состав которой входила артиллерийская батарея под командованием лейтенанта Дроздовского, в числе многих других перебрасывали под Сталинград, где скапливались основные силы Советской Армии. В состав батареи входил взвод, которым командовал лейтенант Кузнецов. Дроздовский и Кузнецов окончили одно училище в Актюбинске. В училище Дроздовский “выделялся подчеркнутой, будто врожденной своей выправкой, властным выражением тонкого бледного лица – лучший курсант в дивизионе, любимец командиров-строевиков”.
И вот теперь, после окончания училища, Дроздовский стал ближайшим командиром Кузнецова.
Взвод Кузнецова состоял из 12 человек, среди которых были Чибисов, наводчик первого орудия Нечаев и старший сержант Уханов. Чибисов успел побывать в немецком плену. На таких, как он, смотрели косо, поэтому Чибисов изо всех сил старался услужить.
Кузнецов считал, что Чибисов должен был покончить с собой, вместо того, чтобы сдаться, но Чибисову было больше сорока, и в тот момент он думал только о своих детях.
Нечаев, бывший моряк
из Владивостока, был неисправимым бабником и при случае любил поухаживать за санинструктором батареи Зоей Елагиной.
До войны сержант Уханов служил в уголовном розыске, потом окончил Актюбинское военное училище вместе с Кузнецовым и Дроздовским. Однажды Уханов возвращался из самоволки через окно туалета, наткнулся на командира дивизиона, который восседал на толчке и не смог сдержать смеха. Разразился скандал, из-за которого Уханову не дали офицерского звания.
По этой причине Дроздовский относился к Уханову пренебрежительно. Кузнецов же принимал сержанта как равного.
Санинструктор Зоя на каждой остановке прибегала к вагонам, в которых размещалась батарея Дроздовского. Кузнецов догадывался, что Зоя приходила только для того, чтобы увидеть командира батареи.
На последней остановке к эшелону прибыл Деев, командир дивизии, в которую входила и батарея Дроздовского. Рядом с Деевым “опираясь на палочку, шел сухощавый, слегка неровный в походке незнакомый генерал. Это был командующий армией генерал-лейтенант Бессонов”.
Восемнадцатилетний сын генерала пропал без вести на Волховском фронте, и теперь каждый раз, когда взгляд генерала падал на какого-нибудь молоденького лейтенанта, он вспоминал о сыне.
На этой остановке дивизия Деева выгрузилась из эшелона и двинулась дальше на лошадиной тяге. Во взводе Кузнецова лошадьми управляли ездовые Рубин и Сергуненков. На закате сделали короткий привал.
Кузнецов догадывался, что Сталинград остался где-то за спиной, но не знал, что их дивизия двигалась “навстречу начавшим наступление немецким танковым дивизиям с целью деблокировать окруженную в районе Сталинграда многотысячную армию Паулюса”.
Кухни отстали и затерялись где-то в тылу. Люди были голодны и вместо воды собирали с обочин затоптанный, грязный снег. Кузнецов заговорил об этом с Дроздовским, но тот резко осадил его, заявив, что это в училище они были на равных, а теперь командир – он. “Каждое слово Дроздовского поднимало в Кузнецове такое необоримое, глухое сопротивление, как будто то, что делал, говорил, приказывал ему Дроздовский, было упрямой и рассчитанной попыткой напомнить о своей власти, унизить его”.
Армия двинулась дальше, на все лады ругая пропавших где-то старшин.
В то время как танковые дивизии Манштейна начали прорыв к окруженной нашими войсками группировке генерал-полковника Паулюса, свежесформированная армия, в составе которой входила и дивизия Деева, по приказу Сталина была брошена на юг, навстречу немецкой ударной группе “Гот”. Этой новой армией и командовал генерал Петр Александрович Бессонов, немолодой замкнутый человек. “Он не хотел нравиться всем, не хотел казаться приятным для всех собеседником. Подобная мелкая игра с целью завоевания симпатий всегда претила ему”.
В последнее время генералу казалось, что “вся жизнь сына чудовищно незаметно прошла, скользнула мимо него”. Всю жизнь, переезжая из одной военной части в другую, Бессонов думал, что еще успеет переписать свою жизнь набело, но в госпитале под Москвой ему “впервые пришла мысль, что его жизнь, жизнь военного, наверное, может быть только в единственном варианте, который он сам выбрал раз и навсегда”. Именно там произошла его последняя встреча с сыном Виктором – свежеиспеченным младшим лейтенантом пехоты.
Жена Бессонова, Ольга, просила, чтобы он взял сына к себе, но Виктор отказался, а Бессонов не настаивал. Теперь его мучило сознание, что он мог уберечь единственного сына, но не сделал этого. “Он все острее чувствовал, что судьба сына становится его отцовским крестом”.
Даже во время приема у Сталина, куда Бессонова пригласили перед новым назначением, возник вопрос о его сыне. Сталин был прекрасно осведомлен о том, что Виктор входил в состав армии генерала Власова, да и сам Бессонов был с ним знаком. Тем не менее, назначение Бессонова генералом новой армии Сталин утвердил.
C 24 по 29 ноября войска Донского и Сталинградского фронтов вели бои против окруженной немецкой группировки. Гитлер приказал Паулюсу сражаться до последнего солдата, затем поступил приказ об операции “Зимняя гроза” – прорыве окружения немецкой армией “Дон” под командованием генерал-фельдмаршала Манштейна. 12 декабря генерал-полковник Гот нанес удар в стык двух армий Сталинградского фронта. К 15 декабря немцы продвинулись на сорок пять километров к Сталинграду. Введенные резервы не смогли изменить обстановку – немецкие войска упорно пробивались к окруженной группировке Паулюса.
Главной задачей армии Бессонова, усиленной танковым корпусом, было задержать немцев, а затем заставить их отступать. Последним рубежом была река Мышкова, после которой до самого Сталинграда простиралась ровная степь.
На КП армии, расположенном в полуразрушенной станице, произошел неприятный разговор между генералом Бессоновым и членом военного совета, дивизионным комиссаром Виталием Исаевичем Весниным. Бессонов не доверял комиссару, считал, что его послали присматривать за ним из-за мимолетного знакомства с предателем, генералом Власовым.
Глубокой ночью дивизия полковника Деева начала окапываться на берегу реки Мышковой. Батарея лейтенанта Кузнецова вкапывала орудия в мерзлую землю на самом берегу реки, ругая старшину, на сутки отставшего от батареи вместе с кухней. Присев немного отдохнуть, лейтенант Кузнецов вспомнил родное Замоскворечье.
Отец лейтенанта, инженер, простудился на строительстве в Магнитогорске и умер. Дома остались мать и сестра.
Окопавшись, Кузнецов вместе с Зоей отправился в командный пункт к Дроздовскому. Кузнецов смотрел на Зою, и ему казалось, что он “видел ее, Зою, в уютно натопленном на ночь доме, за столом, покрытым к празднику чистой белой скатертью”, в своей квартире на Пятницкой.
Командир батареи объяснил военную обстановку и заявил, что недоволен дружбой, которая возникла между Кузнецовым и Ухановым. Кузнецов возразил, что Уханов мог бы быть хорошим командиром взвода, если бы получил звание.
Когда Кузнецов вышел, Зоя осталась с Дроздовским. Он заговорил с ней “ревнивым и одновременно требовательным тоном человека, который имел право спрашивать ее так”. Дроздовский был недоволен тем, что Зоя слишком часто навещает взвод Кузнецова. Он хотел скрыть ото всех свои отношения с ней – боялся сплетен, которые начнут ходить по батарее и просочатся в штаб полка или дивизии.
Зое горько было думать, что Дроздовский так мало любит ее.
Дроздовский был из семьи потомственных военных. Его отец погиб в Испании, мать умерла в том же году. После смерти родителей Дроздовский не пошел в детский дом, а жил у дальних родственников в Ташкенте. Он считал, что родители предали его и боялся, что Зоя тоже его предаст.
Он требовал у Зои доказательств ее любви к нему, но она не могла переступить последнюю черту, и это злило Дроздовского.
На батарею Дроздовского прибыл генерал Бессонов, который ждал возвращения разведчиков, отправившихся за “языком”. Генерал понимал, что наступил переломный момент войны. Показания “языка” должны были дать недостающие сведения о резервах немецкой армии.
От этого зависел исход Сталинградской битвы.
Бой начался с налета “Юнкерсов”, после которого в атаку пошли немецкие танки. Во время бомбежки Кузнецов вспомнил об орудийных прицелах – если их разобьют, батарея не сможет стрелять. Лейтенант хотел послать Уханова, но понял, что не имеет права и никогда не простит себе, если с Ухановым что-то случится.
Рискуя жизнью, Кузнецов пошел к орудиям вместе с Ухановым и обнаружил там ездовых Рубина и Сергуненкова, с которыми лежал тяжело раненный разведчик.
Отправив разведчика на НП, Кузнецов продолжал бой. Вскоре он уже не видел ничего вокруг себя, он командовал орудием “в злом упоении, в азартном и неистовом единстве с расчетом”. Лейтенант ощущал “эту ненависть к возможной смерти, эту слитость с орудием, эту лихорадку бредового бешенства и лишь краем сознания понимая, что он делает”.
Тем временем немецкая самоходка спряталась за двумя подбитыми Кузнецовым танками и начала в упор расстреливать соседнее орудие. Оценив обстановку, Дроздовский вручил Сергуненкову две противотанковые гранаты и приказал подползти к самоходке и уничтожить ее. Молодой и испуганный, Сергуненков погиб, так и не выполнив приказа. “Он послал Сергуненкова, имея право приказывать.
А я был свидетелем – и на всю жизнь прокляну себя за это”, – подумал Кузнецов.
К концу дня стало ясно, что русские войска не выдерживают натиск немецкой армии. Немецкие танки уже прорвались на северный берег реки Мышковой. Генерал Бессонов не хотел вводить в бой свежие войска, боясь, что у армии не хватит сил для решающего удара.
Он приказал биться до последнего снаряда. Теперь Веснин понял, почему ходили слухи о жестокости Бессонова.
Перебравшись на К. П. Деева, Бессонов понял, что именно сюда немцы направили основной удар. Разведчик, найденный Кузнецовым, сообщил, что еще два человека вместе с захваченным “языком” застряли где-то в немецком тылу. Вскоре Бессонову доложили, что немцы начали окружать дивизию.
Из штаба прибыл начальник контрразведки армии. Он показал Веснину немецкую листовку, где была напечатана фотография сына Бессонова, и рассказывалось, как хорошо ухаживают в немецком госпитале за сыном известного русского военачальника. В штабе хотели, чтобы Бесснонов неотлучно пребывал в КП армии, под присмотром.
Веснин не поверил в предательство Бессонова-младшего, и решил пока не показывать эту листовку генералу.
Бессонов ввел в бой танковый и механизированный корпуса и попросил Веснина поехать навстречу и поторопить их. Выполняя просьбу генерала, Веснин погиб. Генерал Бессонов так и не узнал, что его сын жив.
Единственное уцелевшее орудие Уханова замолчало поздним вечером, когда кончились снаряды, добытые у других орудий. В это время танки генерал-полковника Гота форсировали реку Мышкову. С наступлением темноты бой стал стихать за спиной.
Теперь для Кузнецова все “измерялось другими категориями, чем сутки назад”. Уханов, Нечаев и Чибисов были еле живы от усталости. “Это одно-единственное уцелевшее орудие и их четверо были награждены улыбнувшейся судьбой, случайным счастьем пережить день и вечер нескончаемого боя, прожить дольше других. Но радости жизни не было”.
Они оказались в немецком тылу.
Внезапно немцы снова начали атаковать. При свете ракет они увидели в двух шагах от своей огневой площадки тело человека. Чибисов выстрелил в него, приняв за немца. Это оказался один из тех русских разведчиков, которых так ждал генерал Бессонов.
Еще двое разведчиков вместе с “языком” спрятались в воронке возле двух подбитых бронетранспортеров.
В это время у расчета появился Дроздовский, вместе с Рубиным и Зоей. Не взглянув на Дроздовского, Кузнецов взял Уханова, Рубина и Чибисова и отправился на помощь разведчику. Вслед за группой Кузнецова увязался и Дроздовский с двумя связистами и Зоей.
Пленного немца и одного из разведчиков нашли на дне большой воронки. Дроздовский приказал искать второго разведчика, несмотря на то, что, пробираясь к воронке, он привлек внимание немцев, и теперь весь участок находился под пулеметным огнем. Сам Дроздовский пополз обратно, взяв с собой “языка” и уцелевшего разведчика.
По дороге его группа попала под обстрел, во время которого Зою тяжело ранило в живот, а Дроздовского контузило.
Когда Зою на развернутой шинели донесли до расчета, она была уже мертва. Кузнецов был как во сне, “все, что держало его эти сутки в неестественном напряжении вдруг расслабилось в нем”. Кузнецов почти ненавидел Дроздовского за то, что тот не уберег Зою. “Он плакал так одиноко и отчаянно впервые в жизни.
И когда вытирал лицо, снег на рукаве ватника был горячим от его слез”.
Уже поздним вечером Бессонов понял, что немцев не удалось столкнуть с северного берега реки Мышковой. К полуночи бои приостановились, и Бессонов думал, не связано ли это с тем, что немцы использовали все резервы. Наконец, на КП доставили “языка”, который сообщил, что немцы действительно ввели в бой резервы.
После допроса Бессонову сообщили, что погиб Веснин. Теперь Бессонов жалел, что их взаимоотношения “по вине его, Бессонова, выглядели не такими, как хотел Веснин и какими они должны были быть”.
С Бессоновым связался командующий фронтом и сообщил, что четыре танковых дивизии успешно выходят в тыл армии “Дон”. Генерал приказал атаковать. Тем временем адъютант Бессонова нашел среди вещей Веснина немецкую листовку, но так и не осмелился сказать о ней генералу.
Минут через сорок после начала атаки бой достиг переломной точки. Следя за боем, Бессонов не поверил своим глазам, когда увидел, что на правом берегу уцелело несколько орудий. Введенные в бой корпуса оттеснили немцев на правый берег, захватили переправы и начали окружать немецкие войска.
После боя Бессонов решил проехать по правому берегу, взяв с собой все имеющиеся в наличии награды. Он награждал всех, кто остался в живых после этого страшного боя и немецкого окружения. Бессонов “не умел плакать, и ветер помогал ему, давал выход слезам восторга, скорби и благодарности”. Орденом Красного Знамени был награжден весь расчет лейтенанта Кузнецова.
Уханова задело, что Дроздовскому тоже достался орден.
Кузнецов, Уханов, Рубин и Нечаев сидели и пили водку с опущенными в нее орденами, а впереди продолжался бой.
Вариант 2
Кузнецом со своими однокурсниками едет, предположительно, на Западный фронт, но после стоянки в Саратове оказалось, что всю дивизию перебрасывают под Сталинград. Незадолго до выгрузки у передовой, паровоз делает остановку. Солдаты, ожидая завтрака, вышли размяться.
Санинструктор Зоя, влюбленная в Дроздовского – командира батареи и однокурсника Кузнецова, постоянно приходила к их вагонам. На этой стоянке к составу присоединился Деев-командир дивизии и генерал-лейтенант Бессонов – командующий армией. Бессонова утвердил при личной встрече сам Сталин, предположительно из-за его репутации жестокого, готового на все ради победы.
Вскоре всю дивизию выгрузили из состава и направили навстречу армии Паулюса.
Дивизия ушла далеко вперед, а кухни остались позади. Солдаты были голодными, ели грязный снег, когда пришел приказ присоединиться к армии генерала Бессонова и выйти навстречу фашистской ударной группе генерал-полковника Гот. Перед армией Бессонова, куда входила дивизия Деева, верховным руководством страны была поставлена задача любыми жертвами удержать армию Гота и не пустить их к группировке Паулюса.
Дивизия Деева окапывается у рубежа на берегу речки Мышковой. Выполняя приказ, батарея Кузнецова вкопала орудия у берега реки. После Кузнецов берет с собой Зою и отправляются к Дроздовскому. Дроздовский недоволен, что Кузнецов водит дружбу с еще одним их однокурсником Ухановым (Уханов не смог получить достойного звания, как его однокурсники только потому, что возвращаясь из самовольной отлучки через окно мужского сортира, застал генерала, восседающим на унитазе, и долго хохотал).
Но Кузнецов не поддерживает снобизма Дроздовского и общается с Ухановым, как с равным себе. К Дроздовскому приезжает Бессонов и ждет разведчиков, ушедших за “языком”. От доноса “языка” зависит исход битвы за Сталинград.
Неожиданно начинается бой. Налетели Юнкерсы, следом пошли танки. Кузнецов с Ухановым пробираются к своим орудиям и обнаруживают у них раненого разведчика.
Он сообщает, что “язык” с двумя разведчиками сейчас в фашистском тылу. А тем временем гитлеровская армия берет в окружение дивизию Деева.
Вечером закончились все снаряды у последнего уцелевшего вкопанного орудия, за которым стоял Уханов. Немцы продолжали атаковать и продвигаться вперед. Кузнецов, Дроздовский с Зоей, Уханов и еще несколько человек из дивизии оказываются в тылу немцев. Они пошли разыскивать разведчиков с “языком”.
Их находят у воронки от взрыва и пытаются вызволить оттуда. Под обстрелом, контузит Дроздовского и ранит в живот Зою. Зоя умирает и Кузнецов винит в этом Дроздовского.
Ненавидит его и рыдает, утирая лицо горячим от слез снегом. “Язык”, доставленный к Бессонову, подтверждает, что немцы ввели резервы.
Переломным моментом, повлиявшим на исход боя, стали орудия, вкопанные у берега и по счастливой случайности уцелевшие. Именно эти орудия, вкопанные батареей Кузнецова, оттеснили нацистов на правый берег, удержали переправы и позволили окружить германские войска. После окончания этого кровавого сражения Бессонов собрал все награды, которые у него были в наличии и, проехав по берегу реки Мышковой, награждал всех, кто выжил в немецком окружении.
Кузнецов, Уханов и еще несколько человек из взвода сидели и выпивали.
В стаканы были опущены ордена Красного Знамени, а вдалеке раздавались взрывы, крики, автоматные очереди. Там впереди еще шел бой.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)