Сенека Луций Анней Произведение “Фиест”
Герои этой трагедии – два царя-злодея из города Аргоса, Атрей и Фиест. Сыном этого Атрея был знаменитый вождь греков в Троянской войне Агамемнон – тот, которого убила его жена Клитемнестра, а ее за это убил их сын Орест (и Эсхил написал об этом свою “Орестею”). Когда греки спрашивали, за что были такие ужасы, то на это отвечали: “За грехи предков”. Череда этих грехов началась очень давно.
Первым грешником был Тантал, могучий царь Малой Азии. Сами боги сходили с небес пировать в его дворце. Но Тантал оказался нечестивцем: не поверил, что боги всеведущи, и решил испытать их страшным испытанием. Он зарезал своего сына Пелопа, сварил в котле и подал его мясо к столу богов. Боги вознегодовали: Пелопа они воскресили и исцелили, а Тантала низвергли в Аид и казнили “танталовыми муками” – вечным голодом и жаждой.
Он стоит в реке под сенью плодовых ветвей, но не может ни есть, ни пить; когда тянется к плодам, они ускользают, когда клонится к воде, она высыхает. Вторым грешником был тот самый Пелоп, сын Тантала. Из Малой
Азии он пришел в Южную Грецию и отбил ее у злого царя, который застаплял пришельцев состязаться с ним в колесничном беге, а побежденных убивал. Пелоп победил его хитростью: подкупил царского возницу, тот вынул втулку, которой держалось колесо на оси, колесница разбилась, и царь погиб. Но ПелоП захотел скрыть свое коварство; вместо награды он столкнул царского возницу в море, и тот, падая, проклял за вероломство и Пелопа и всех его потомков.
В третьем поколении грешниками стали Атрей и фиест, сыновья Пелопа. Они стали спорить за власть над Аргосом. В Пелоповом стаде был золоторунный баран – знак царской власти; его унаследовал Атрей, но Фиест обольстил жену Атрея и похитил барана. Начались раздоры, Фиест был изгнан и жил, бедствуя, в нищете.
Царство досталось Атрею, но ему этого было мало: он хотел отомстить брату за обольщение жены. Он вспомнил Танталов людоедский пир: он решил зарезать детей Фиеста и накормить Фиеста их мясом. Так он и сделал; боги ужаснулись, само Солнце свернуло с небесного пути, чтоб не видеть страшной трапезы. Об этом и написал свою кровавую трагедию Сенека. Предчувствие ужасов начинается с первых же строк.
Тень Тантала является из преисподней, ее гонит Эринния (по-латыни – “фурия”): “Ты зарезал своего сына в пищу богам – внуши теперь, чтоб твой внук зарезал сыновей другого внука в пищу отцу!” – “Отпусти меня – лучше терпеть пытку, чем быть пыткой!” – “Делай свое дело: пусть грешники под землей радуются своим казням, пусть знают, что на земле страшнее, чем в аду!” Безликий хор поет о грехах Тантала – теперь они множатся в его потомстве. Внушенная мысль приходит в голову Атрея: “Ничтожен царь, медлящий мстить! Почему я еще не преступен? Злодейство ждет меж братом и братом – кто первый протянет к нему руку?” “Убей фиеста”, – говорит советник. “Нет: смерть – это милость: я задумал большее”. – “Чем же вздумал ты погубить фиеста?” – “Самим фиестом!” – “Чем заманишь его в плен?” – “Посулю полцарства: ради власти сам придет”. – “Не боишься божьей кары?” – “Пусть рухнет на меня Пелопов дом – лишь бы рухнул и на брата”.
Хор, глядя на это, поет: нет, царь не тот, кто богат и могуч! истинный царь – тот, кто чужд страстей и страхов, кто тверд и покоен духом. Фиест научился этому в изгнании, но не до конца. Он снес беду, но не снес тягот.
Он знает: “Нет царства больше, чем без царств довольным быть! Злодейство во дворцах живет – не в хижинах”; но в душе его страх. “Чего боишься?” – спрашивает сын. “Всего”, – отвечает фиест и все-таки идет к Атрею. Атрей выходит навстречу. “Я рад видеть брата! – говорит он (и это правда). – Будь царем со мною!” “Оставь меня в ничтожестве”, – отвечает Фиест, “Ты отказываешься от счастья?” – “Да, ибо знаю: счастье переменчиво”. – “Не лишай меня славы поделиться властью! – говорит Атрей. – Быть у власти – случайность, отдать власть – доблесть”.
И Фиест уступает. Хор рад миру, но напоминает себе: радость не бывает долгой. О злодействе, как водится, рассказывает вестник. Есть темная роща, посвященная Пелопу, где стонут стволы и бродят призраки; там у алтаря, как жертвенных животных, зарезал Атрей фиестовых сыновей – одному снес голову, другому перерезал горло, третьему пронзил сердце. Дрогнула земля, пошатнулся дворец, черная звезда скатилась с небес. “О ужас!” – восклицает хор.
Нет, ужас впереди: царь рассекает тела, мясо кипит в котле и шипит на вертелах, огонь не хочет гореть под ними, дым черной тучей нависает над домом. Не ведающий беды фиест пирует с братом и дивится, что кусок не идет ему в горло, что дыбом встают умащенные волосы. Хор глядит в небо, где Солнце с полпути повернуло вспять, тьма встает с горизонта – не конец ли это света, не смешается ли мир в новом Хаосе? Атрей торжествует: “Жаль, что тьма и что боги не видят мое дело, – но мне довольно, что его увидит Фиест!
Вот он пьет последнюю чашу, где с вином смешана кровь его сыновей. Пора!” На блюде вносят отрезанные головы Фиестовых детей. “Узнаешь сыновей?” – “Узнаю брата! О, дай мне хотя бы похоронить их тела!” – “Они уже похоронены – в тебе”. – “Где мой меч, чтобы я пронзил себя?” – “Пронзи – и пронзишь сыновей у себе”. – “Чем сыновья виновны?” – “Тем, что ты – их отец”. – “Где мера злодеянью?” – “Есть мера преступлению – нет меры возмездию!” – “Гряньте, боги, молниями: пусть я стану сам погребальным костром сыновьям своим!” – “Ты обольстил мою жену – ты сам первым убил бы моих детей, если бы не думал, что они – твои”. – “Боги-мстители, будьте карою Атрею”. – “А тебе вечной карою – твои сыновья в тебе!”
Хор безмолвствует.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)