Чистый понедельник
Они познакомились в декабре, случайно. Он, попав на лекцию Андрея Белого, так вертелся и хохотал, что она, случайно оказавшаяся в кресле рядом и сперва с некоторым недоумением смотревшая на него, тоже рассмеялась. Теперь каждый вечер он ехал в ее квартиру, снятую ею исключительно ради чудесного вида на храм Христа Спасителя, каждый вечер возил ее обедать в шикарные рестораны, в театры, на концерты…
Чем все это должно было кончиться он не знал и старался даже не думать: она раз и навсегда отвела разговоры о будущем.
Она была загадочна и непонятна; отношения их были странны и неопределенны, и это держало его в постоянном неразрешающемся напряжении, в мучительном ожидании. И все же, каким счастьем был каждый час, проведенный рядом с ней…
В Москве она жила одна (вдовый отец ее, просвещенный человек знатного купеческого рода жил на покое в Твери), зачем-то училась на курсах (ей нравилась история) и все разучивала медленное начало “Лунной сонаты”, одно только начало… Он задаривал ее цветами, шоколадом и новомодными книгами, получая на все это
равнодушное и рассеянное “Спасибо…”. И похоже было, что ей ничто не нужно, хотя цветы все-таки предпочитала любимые, книги прочитывала, шоколад съедала, обедала и ужинала с аппетитом.
Явной слабостью ее была только хорошая одежда, дорогой мех…
Они оба были богаты, здоровы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах и на концертах их провожали взглядами. Он, будучи родом из Пензенской губернии, был тогда красив южной, “итальянской” красотой и характер имел соответствующий: живой, веселый, постоянно готовый к счастливой улыбке. А у нее красота была какая-то индийская, персидская, и насколько он был болтлив и непоседлив, настолько она была молчалива и задумчива…
Даже когда он вдруг целовал ее жарко, порывисто, она не противилась, но все время молчала. А когда чувствовала, что он не в силах владеть собой, спокойно отстранялась, уходила в спальню и одевалась для очередного выезда. “Нет, в жены я не гожусь!” – твердила она. “Там видно будет!” – думал он и никогда больше не заговаривал о браке.
Но иногда эта неполная близость казалась ему невыносимо мучительной: “Нет, это не любовь!” – “Кто же знает, что такое любовь?” – отвечала она. И опять весь вечер они говорили только о постороннем, и опять он радовался только тому, что просто рядом с Ней, слышит ее голос, глядит на губы, которые целовал час тому назад… Какая мука!
И какое счастье!
Так прошел январь, февраль, пришла и прошла масленица. В прощеное воскресенье она оделась во все черное (“Ведь завтра же чистый понедельник!”) и предложила ему поехать в Новодевичий монастырь. Он удивленно смотрел на нее, а она рассказывала про красоту и искренность похорон раскольничьего архиепископа, про пение церковного хора, заставляющее трепетать сердце, про свои одинокие посещения кремлевских соборов…
Потом они долго бродили по Новодевичьему кладбищу, посетили могилы Эртеля и Чехова, долго и бесплодно искали дом Грибоедова, а не найдя его, отправились в трактир Егорова в Охотном ряду.
В трактире было тепло и полно толсто одетыми извозчиками. “Как хорошо, – сказала она. – И вот только в каких-нибудь северных монастырях осталась теперь эта Русь… Ох, уйду я куда-нибудь в монастырь, в какой-нибудь самый глухой!” И прочитала наизусть из древнерусских сказаний: “…И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…”.
И опять он смотрел с удивлением и беспокойством: что с ней нынче? Все причуды?
На завтра она просила отвезти ее на театральный капустник, хотя и заметила, что нет ничего пошлее их. На капустнике она много курила и пристально смотрела на актеров, кривлявшихся под хохот публики. Один из них сначала с деланной мрачной жадностью смотрел на нее, потом, пьяно припав к руке, справился о ее спутнике: “А что это за красавец? Ненавижу”…
В третьем часу ночи, выходя с капустника, Она не то шутя, не то серьезно сказала: “Он был прав. Конечно, красив. “Змей в естестве человеческом, зело прекрасном…””. И в тот вечер против обыкновения попросила отпустить экипаж…
А в тихой ночной квартире сразу прошла в спальню, зашуршала снимаемым платьем. Он подошел к дверям: она, только в одних лебяжьих туфельках, стояла перед трюмо, расчесывая черепаховым гребнем черные волосы. “Вот все говорил, что я мало о нем думаю, – сказала она. – Нет, я думала…” …А на рассвете он проснулся от ее пристального взгляда: “Нынче вечером я уезжаю в Тверь, – сказала она. – Надолго ли, один бог знает… Я все напишу, как только приеду. Прости, оставь меня теперь…”
Письмо, полученное недели через две было кратко – ласковая, но твердая просьба не ждать, не пытаться искать и видеть: “В Москву не вернусь, пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг…” И он не искал, долго пропадал по самым грязным кабакам, спивался, опускаясь все больше и больше. Потом стал понемногу оправляться – равнодушно, безнадежно…
Прошло почти два года с того чистого понедельника… В такой же тихий вечер он вышел из дому, взял извозчика и поехал в Кремль. Долго стоял, не молясь, в темном Архангельском соборе, затем долго ездил, как тогда, по темным переулкам и все плакал, плакал…
На Ордынке остановился у ворот Марфо-Мариинской обители, в которой горестно и умиленно пел девичий хор. Дворник не хотел было пропускать, но за рубль, сокрушенно вздохнув, пропустил. Тут из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, потянулась белая вереница поющих монахинь, с огоньками свечек у лиц. Он внимательно смотрел на них, и вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову и устремила взгляд темных глаз в темноту, будто видя его.
Что она могла видеть в темноте, как могла она почувствовать Его присутствие? Он повернулся и тихо вышел из ворот.
Вариант 2
Они встретились в один из дней декабря случайно. Он, пришел послушать лекцию Андрея Белого, и так смеялся, что заражал своим смехом всех вокруг. Она оказалась рядом с ним, и тоже смеялась, не понимая причины. Теперь они вместе ходили по ресторанам и театрам, и жили в одной квартире. Они не хотели говорить о будущем, наслаждаясь каждой минутой своего счастья.
В Москве у нее была отдельная квартира. Отец, из богатого рода, жил в Твери. Каждый день приносил он цветы и подарки.
Оба были не бедными, молодыми и счастливыми. В ресторанах, все провожали их взглядами, любуясь сочетанием такой красоты. Но для брака, они, пока не были готовы.
Бывали времена, когда ему казалось, что нет любви. В ответ слышал только слова: “А что такое любовь? “. Снова и снова, они были только вдвоем, и радовались каждому моменту жизни. Так прошла зима, а в прощеное воскресенье она надела черную одежду, и предложила поехать в Новодевичий монастырь.
Он с удивлением смотрел на нее, а она рассказывала, как бьется сердце, когда находишься в храме, и как красиво поет церковный хор. Они еще долго ходили по Новодевичьему кладбищу, отыскивая могилы знаменитых писателей. После этого, они поехала в трактир на Охотный ряд.
В трактире было много народу. Она не переставала думать о том, как хорошо в русских монастырях, и хотела когда-нибудь уйти в один из них. Она читала наизусть древнерусские сказания, а он снова смотрел на нее с удивлением, не зная, что с ней творится.
На следующий день, она решила проехаться на театральную встречу, хотя и говорила, что это пошло. Здесь она смотрела на знаменитостей и много курила. Один из актеров целый вечер с жадностью наблюдал за ней, а в конце, напившись, припал губами к ее руке. Он спросил, кто ее спутник, с ненавистью смотря на него. Глубокой ночью, придя с вечеринки, она подумала, что ее кавалер слишком красив, как змей в человеческом обличие.
И немного подумав, отпустила экипаж.
Зайдя в тихую спокойную квартиру, она сразу же прошла в спальню и сняла платье. Он подошел к двери и увидел ее, стоящую только в лебяжьих туфлях. Она стояла перед зеркалом и расчесывала свои волосы. Сказав, что не утро уезжает в Тверь к отцу, она легла спать. Через две недели, он получил письмо, в котором говорилось, что она больше не приедет.
Кроме того, она просила не искать встречи с ней. Он и не искал, долгое время, спускаясь на дно с помощью алкоголя. Затем, понемногу стал приходить в себя.
Через несколько лет, он вышел из дому и поехал в Кремль. Был чистый понедельник, и он долго стоял, в одном из соборов, не молясь. Потом он ездил по темным московским улицам и плакал.
Через некоторое время, он остановился у ворот Марфо – Мариинского монастыря, где так красиво и горестно пел девичий хор. Сначала его не хотели впускать, но заплатив дворнику рубль, он вошел. Здесь он увидел, как из церкви вышли монахини, держа в руках свечи. Он внимательно смотрел на них.
Вдруг он увидел ее. Она смотрела в темноту, прямо на него, ничего не видя. Возможно, что она чувствовала его присутствие.
Он развернулся и вышел.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)