Повествование ведется от лица автора, который в один из длинных зимних вечеров сидит у своего дяди Василия Филипповича. Автор занят чтением некоего романа, как вдруг дядя прерывает его чтение своей репликой о том, что “жизнь иногда возьмет, да и удерет такую шутку, что никакой романист не придумает”. Затем Василий Филиппович принялся рассказывать историю своей молодости…
Когда-то он служил в гусарском полку. Однажды зимой их полк расквартировали по “омерзительным деревушкам”. Глушь и тоска возымели свою силу и началось “беспросветное пьянство и карты”.
Компания подобралась разнообразная – были и пожилые, побывавшие во многих передрягах офицеры, и совсем молодые поручики. Как-то вечером “сия компания” выпила очень много и один поручик, Ольховский, рассказал, что выиграл у местного помещика “каракового жеребца и золотые часы – брегет”. Ольховский показал всем часы – они были очень красивы, и заявил, что “это очень редкая, во всем свете не более трех экземпляров”.
Услышав это, поручик Чекмарев сказал, что “они вовсе не такая
редкость”, и он может показать совершенно такие же. Чекмарев предложил Ольховскому пари, но “это пари показалось обществу не интересным” и решено было продолжить пить.
Потом как-то вздумал сварить жженку, для чего слуги были выгнаны, а “сахарная голова утверждена при помощи сабель над котлом”. Жженка еще не была готова, когда один есаул собрался уходить у него была “приемка обоза” и он попросил Ольховского посмотреть, сколько времени. Ольховский пошарил по своим карманам, но часов не нашел. Все принялись искать часы, но их не находили.
Всем стало неловко, каждый избегал смотреть окружающим в глаза. Ольховский вспомнил, что видел их у себя уже после того, как была выгнана прислуга. Стало ясно, что из подозреваемых прислугу следует исключить.
Снова стали искать часы, но по-прежнему безуспешно. Наконец сели вокруг стола “в томительном молчании”. Тогда штаб-ротмистр Иванов сказал, что есть только один выход каждый должен позволить обыскать себя.
Начали со старших, побывавших во многих боях офицеров. Кто-то из них багровел, говорил, что это “стыд и срам”, но покорно выворачивал карманы.
Дошла очередь до Чекмарева. Но он почему-то стоял, плотно прижавшись к стене, губы его вздрагивали, а на предложение обыскать себя он ответил отказом. Иванов стал уговаривать Чекмарева, потом сказал, что возможно Чекмарев “пошутил из-за этого дурацкого пари”… Но никакие уговоры не действовали на Чекмарева.
Тогда Иванов заявил, что, хотя “никто и не сомневался в его честности”, Чекмареву должно быть неловко “оставаться между ними”… Пошатываясь и “глядя перед собой неподвижными глазами”, Чекмарев вышел… О продолжении попойки можно было и не думать, стали убирать со стола.
И тут вдруг возле котелка обнаружились часы Ольховского. Хозяин часов был очень смущен, и признал, что “должно быть уронил их”.
Стали обсуждать сложившееся положение. Молодежь было вступилась за Чекмарева, но старики “смотрели на дело иначе”. По их мнению, своим поведением Чемарев “оскорбил всех вместе и весь полк”, и решено было попросить Чекмарева “оставить N-ский полк”.
Приняв такое решение, принялись расходиться.
Вышли на крыльцо. Вдруг увидели, что бежит какой-то человек. Еще на ходу он закричал, что “поручик Чекмарев застрелился”.
Все кинулись на квартиру Чекмарева. Он лежал на полу, весь пол был залит кровью, большой пистолет валялся рядом. На столе лежала записка, придавленная сверху “золотыми часами – брегетом, как две капли воды похожими на часы Ольховского”. В записке было сказано, что “ее автор в краже не виноват, а не позволил себя обыскать лишь потому, что в кармане у него был точно такой же брегет, как и у Ольховского”.
Брегет этот достался Чекмареву от покойного деда, и не было никого, кто бы мог это засвидетельствовать, поэтому Чекмареву пришлось выбирать “между позором и смертью”.
В конце записки было сказано, что “если часы Ольховского найдутся”, и, соответственно, невиновность Чекмарева будет доказана, он просит “отдать оружие и лошадей милым товарищам, а штаб – ротмистру Иванову – брегет”.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)