Федор Сологуб
СОЛОГУБ, ФЕДОР (настоящие имя и фамилия – Тетерников, Федор Кузьмич) (1863−1927), русский писатель. Родился 17 февраля (1 марта) 1863 в Санкт-Петербурге. Отец, незаконный сын помещика Полтавской губернии, был дворовым человеком, после отмены крепостного права портняжил в столице; умер в 1867, и вдова его нанялась в небогатую чиновничью семью “прислугой за все”. В доме интересовались театром и музыкой, водились книги, и Сологуб рано пристрастился к чтению.
Как сообщалось в составленной его женой и выверенной им Биографической справке (1915), “из первых прочитанных книг совершенно исключительное впечатление произвели Робинзон, Король Лир и Дон Кихот… эти три книги были для Сологуба своего рода Евангелием”. Не менее существенно, что в отрочестве он прочел всего В. Г. Белинского (“очень волновал и захватывал”), затем Н. А. Добролюбова и Д. И. Писарева. Н. А. Некрасова знал почти всего наизусть, в отличие от не столь занимавших его А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова. Под знаком обостренно-личного восприятия Некрасова, чей настрой вполне отвечал сосредоточенности
Сологуба на горестном ощущении “злой судьбы” бедняка, сложилось его представление о поэтическом творчестве, в 1880-х годах скорректированное с оглядкой на С. Я. Надсона и Н. М. Минского (“В этой песне не звуки, лишь стоны одне, В этой песне не мысли, лишь вопли страданья”). Пройдя после приходской школы и уездного училища ускоренную педагогическую подготовку в Учительском институте, девятнадцатилетний Сологуб отправился с сестрой и матерью, предоставленными его попечениям, преподавать математику в глухую провинцию – в городок Крестцы Новгородской губернии (1882−1885), в Великие Луки (1885−1889), наконец в Вытегру (1889−1892).
Учительствовал он усердно и даже написал учебник по геометрии, однако не считал школьное преподавание достойным себя занятием. Стихи он писал с 12 лет, и, как гласит Справка, “в юном поэте созрела твердая уверенность в своем призвании, в заложенных в него поэтических возможностях”. Долгое время такая уверенность особых оснований не имела – за все годы пребывания в провинции Сологуб опубликовал в “журнальчиках” около десятка стихотворений; но с начала 1890-х годов положение стало меняться. В 1891, наездом в столице, Сологуб свел знакомство с Минским, которого высоко чтил и даже через двадцать лет называл “идейным единомышленником”. На его суд была представлена большая подборка стихотворений Сологуба (несколько сотен), и они пришлись весьма кстати.
Поэты Минский, Д. С. Мережковский и З. Н. Гиппиус, критик А. Волынский и издатель Л. Гуревич были заняты преобразованием бывшего народнического журнала “Северный вестник” в духе “глубоко современного внутреннего перерождения” (Мережковский), манифестом которого был трактат Минского При свете совести. Мысли и мечты о цели жизни (1890) – по мнению его рецензента Вл. Соловьева, симптом “общей душевной болезни нашего времени”.
Живой иллюстрацией к этому трактату могли послужить стихи Сологуба 1880-х годов: их некрасовско-надсоновская тематика оформляется как философская под очевидным воздействием А. Шопенгауэра, в полной мере сказавшимся уже в 1890-е. Позднее Волынский даже окрестил Сологуба “подвальным Шопенгауэром”, явно имея в виду Записки из подполья Ф. М. Достоевского: Достоевский был любимейшим автором Сологуба, и характерно, что его религиозный пафос Сологуба ничуть не затронул, зато превращение “униженных и оскорбленных” в “подпольных” пакостников и озлобленных мечтателей, склонных к солипсизму, стало его универсальным сюжетом, лирическим, эпическим и драматическим. Все это вполне типично для декадентского мироощущения, и у Сологуба декадентство как нельзя более органично: оно оказывается новой ипостасью его социальной обездоленности, возведенной во вселенский масштаб и в метафизическое достоинство. Действительность обличается, отвергается и изничтожается; на ее месте возникает образ мироздания, в котором безраздельно царят “ложь и зло”, в основном соответствующие “воле и представлению” Шопенгауэра.
В этом ключе в 1890-е годы определяется потенциальное содержание и разрабатываются мифологемы (большей частью квазирелигиозные) творчества Сологуба. С 1892, переселившись в Петербург и продолжая преподавать в школе, он становится постоянным и плодовитейшим сотрудником “Северного вестника”, где получает и свой “аристократический” псевдоним: им стала изуродованная для юридической безопасности известная графская фамилия. Стихи его обильно печатаются во многих петербургских журналах и газетах; он пишет “множество рецензий, заметок и статей” (в частности, ведет в 1894-1895 в “Северном вестнике” обозрение Наша общественная жизнь), заканчивает и печатает в 1896 первый роман из провинциальной учительской жизни Тяжелые сны; с 1892 работает над вторым романом, где жизненный материал и тематика первого переоформляются под знаком бесовщины и в образах “пляски смерти”. Выходят его сборники Стихи.
Книга первая (1896) и Тени. Рассказы и стихи (1896). (Высоко оцененный З. Гиппиус рассаз Тени был принципиальной декларацией отторжения художественного творчества от действительности, его заведомой никчемности). Как правило, Сологуба причисляли к зачинателям поэтического символизма, поскольку он выступал рядом с ними на страницах периодических изданий и пользовался среди них особенно высокой репутацией. Но, как замечает Волынский, Сологуб лишь “примыкал к ним”, и добавляет: “…я лично не видел ничего символического в поэзии Сологуба… Это был не символист, а декадент в самом высоком смысле слова”.
При некоторой общности умонастроения существенные различия между Сологубом и символистами выявились в период его наибольшей популярности – в 1905-1914 и после 1917. Однако во время общественного подъема начала 1900-х и Минский, и Мережковские, и Бальмонт, и Белый, и Сологуб занимали близкие позиции на левом фланге революционных событий. При этом Сологуб, принципиальный богоборец, был гораздо последовательнее соратников: в его понимании вся действительность была игралищем злой воли, являющей миру двусмысленный образ Богодьявола (“Змий, царящий над вселенной”), и вся подлежала изничтожению: “подвиг… поэта в том, чтобы сказать тусклой земной обычности сжигающее нет; поставить выше жизни прекрасную, хотя бы и пустую от земного содержания форму”. В итоге “славнейший подвиг и величайшая жертва – подвиг, приводящий к смерти, жертва жизни”. Разрушительный, богоборческий пафос вдохновляет бесчисленные “зажигательные” стихи Сологуба, появлявшиеся в сатирических журналах революционной поры “Зритель”, “Сигнал”, “Молот”, “Вольница” и др. и отчасти собранные в его пятой книге стихов Родине (1906), а также его пропагандистские Политические сказочки (1906) – “жалящие пародии на духовенство и власть” (А.
Белый). Своеобразную поэтическую экспозицию борьбы с реальностью мира представляют собой его самые знаменитые, шестой и седьмой стихотворные сборники Змий (1907) и Пламенный круг (1908). Его статья Я. Книга совершенного самоутверждения (1907) стилизована под библейские пророчества; программная поэма называется Литургия мне (1908).
Сологуб выдвинулся в первый ряд литераторов и стяжал всеобщее читательское признание после публикации его законченного в 1902 второго романа Мелкий бес, появившегося в 1905 в журнале “Вопросы жизни”, а затем (1907) вышедшего несколькими изданиями и прочитанного, по словам Блока, “всей образованной Россией”. Роман был воспринят как своевременное объяснение торжества реакции; мистификация обывательской стихии превращала российскую провинциальную действительность в некую дьяволическую свистопляску. Неподвластны ей оказывались лишь потаенные эротические игры отрока и отроковицы.
Эту тему продолжают опубликованные в альманахах и сборниках новые романы Навьи чары (1907−1909) и Дым и пепел (1912−1913), в значительно переработанном виде объединенные под названием Творимая легенда и занявшие три последних тома 20-томного собрания сочинений Сологуба, законченного в 1914. Здесь всевластию обывательщины и мятежному разгулу противопоставляется апофеоз оторванного от действительности и сопричастного смерти творческого воображения. Скандальный успех романа был обусловлен его нарочитым эротизмом, критика это произведение единодушно осудила.
В предвоенное время в центре внимания оказывается драматургия Сологуба, в которой мифологические и фольклорные сюжеты служат проповеди его излюбленных философических идей: трагедию Победа смерти (1907) ставит в театре Комиссаржевской В. Э. Мейерхольд; “пьесы-буффонады” Ночные пляски (1908) и Ванька Ключник и Паж Жеан (1908) – Н. Н. Евреинов. Война и революции 1917 отодвинули творчество Сологуба далеко на задний план. Падению его славы и престижа способствовали его обильные ура-патриотические журнальные стихи, отчасти собранные в книге Война (1915). Февральскую революцию он восторженно приветствовал, большевистское переустройство действительности воспринял как очередное торжество зла и лжи, противопоставить которому можно было лишь упорное художественое творчество, что он и пытался делать в поэтических сборниках, включавших преимущественно новые стихи, – Одна любовь (1921), Фимиамы (1921), Свирель (1922), Чародейная чаша (1922), Великий благовест (1923).
Выходили они ничтожными тиражами и никакого читательского интереса не вызывали. “Его никто не знал. Его нигде не ждали… Жизнь отвергала его”, – вспоминал будущий председатель Союза советских писателей К. Федин.
В Справке (1915) сообщается, что “прилежная работа над стилем и языком склоняла Сологуба” к художественному переводу. До войны ему особенно удались переводы драм Г. Клейста, осуществленные совместно с женой, переводчицей и критиком Ан. Н. Чеботаревской (1876−1921), а также стихотворения П. Верлена (1908) – итог 17-летней работы. В 1923 его переводы из Верлена вышли в дополненном и переработанном (далеко не всегда удачно) виде. Большей частью он переводил с французского и немецкого.
Кандид Вольтера и роман Мопассана Сильна, как смерть и поныне печатаются в его переводах. Оценивая творчество Сологуба через десять лет после его смерти, В. Ходасевич писал: “Вероятно, от Сологуба останется некоторое количество хороших и даже очень хороших стихов… В пантеоне русской поэзии он займет приличное место – приблизительно на уровне Полонского: повыше Майкова, но пониже Фета”. К этому можно добавить, что около трети его стихотворного наследия до недавнего времени оставалось неопубликованным, а опубликованным стихам самые придирчивые критики не отказывают в своеобразии поэтической структуры, особой музыкальности и ритмическом богатстве.
Умер Сологуб в Ленинграде 5 декабря 1927.
Вариант 2
Федор Кузьмич Тетерников (больше известный как Федор Сологуб) родился в Санкт-Петербурге 1 марта 1963 года в семье портного. Отец мальчика рано умер, и его маме пришлось устроиться на работу в семью небогатого чиновника. В детстве Федор рано пристрастился к музыке и литературе благодаря общению с детьми чиновника.
Начальное образование Тетерников получил в церковно-приходской школе, а затем продолжил обучение в педагогическом институте на учителя математике. После окончания курсов вместе с матерью и сестрой переехал в глушь Новгородской губернии где и продолжил работать по специальности.
Знакомство Федора Кузьмича с Минским, Гиппиусом и Гиревичем (которые в тот момент работали над преобразованием периодического издания “Северный вестник”), приводит к тому, что в 1892 году Сологуб переезжает в Петербург и становится сотрудником журнала, но так и бросив работу учителя математики. С этого момента писатель все больше уделяет времени творчеству и мир знакомиться с его романами “Тяжелые сны” и “Тени”. Оба произведения были высоко оценены критиками, особенно Гиппиусом.
В 1908 году Сологуб заключает брак с Анастасией Чеботаревой. Стремительный рост популярности и издание огромного количества произведений писателя обрывает война и революции. Отпечаток политических событий, которые происходят в стране, отчетливо заметны в сборнике “Война”.
После самоубийства жены, Сологуб продолжает работу над написанием стихов, но произведение не имеют успеха у читателей. Федор Кузьмич Тетерников умер 5 декабря 1927 года, так и не оправившись после потери любимой женщины.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)