Константин Николаевич Батюшков
Батюшков, Константин Николаевич, известный поэт. Родился 18 мая 1787 года в Вологде, происходил из старинного, но незнатного и не особенно богатого дворянского рода. Двоюродный дед его был душевнобольной, отец был человек неуравновешенный, мнительный и тяжелый, а мать (урожденная Бердяева) вскоре после рождения будущего поэта сошла с ума и была разлучена с семьей; таким образом, Б. в крови носил предрасположение к психозу. Детство Б. провел в родовом селе Даниловском, Бежецкого уезда, Новгородской губернии.
Десяти лет был определен в петербургский французский пансион Жакино, где провел четыре года, а потом два года учился в пансионе Триполи. Здесь он получил самые элементарные общенаучные сведения да практическое знание французского, немецкого и итальянского языка; гораздо лучшей школой для него была семья его двоюродного дяди, Михаила Никитича Муравьева, писателя и государственного деятеля, который направил его литературный интерес в сторону классической художественной литературы. Натура пассивная, аполитическая, Б. к жизни и к литературе
относился эстетически. Кружок молодежи, с которым он сошелся, вступив в службу (по управлению министерства народного просвещения, 1802 года) и в светскую жизнь, был также чужд политических интересов, и первые произведения Б. дышат беззаветным эпикуреизмом.
Особенно подружился Б. с Гнедичем, посещал интеллигентный и гостеприимный дом А. Н. Оленина, игравший тогда роль литературного салона, Н. М. Карамзина, сблизился с Жуковским. Под влиянием этого круга Б. принял участие в литературной войне между шишковистами и “Вольным обществом любителей словесности, наук и художеств”, к которому принадлежали друзья Б. Общее патриотическое движение, возникшее после аустерлицкого боя, где Россия потерпела жестокое поражение, увлекло Б., и в 1807 году, когда началась вторая война с Наполеоном, он вступил в военную службу, участвовал в прусском походе и 29 мая 1807 года был ранен под Гейльсбергом. К этому времени относится его первое любовное увлечение (к рижской немочке Мюгель, дочери хозяина дома, где поместили раненого поэта). В этом увлечении (оно отразилось в стихотворениях “Выздоровление” и “Воспоминание””, 1807 года) поэт проявил больше чувствительности, чем чувства; тогда же умер его руководитель Муравьев; оба события оставили болезненный след в его душе. Он заболел.
Прохворав несколько месяцев, Б. вернулся в военную службу, участвовал в шведской войне, был в финляндском походе; в 1810 году поселился в Москве и сблизился с князем П. А. Вяземским, И. М. Муравьевым-Апостолом, В. Л. Пушкиным. “Здесь, – говорит Л. Майков, – окрепли его литературные мнения, и установился взгляд его на отношения тогдашних литературных партий к основным задачам и потребностям русского просвещения; здесь и дарование Б. встретило сочувственную оценку”. Среди талантливых друзей и подчас “прелестниц записных” поэт провел здесь лучшие два года своей жизни. Возвратившись в начале 1812 года в Петербург, Б. поступил в Публичную Библиотеку, где тогда служили Крылов, Уваров, Гнедич, но в следующем году снова вступил в военную службу, побывал в Германии, Франции, Англии и Швеции. Из грандиозного политического урока, который получила тогда молодая Россия и в лице множества даровитых своих представителей завязавшая близкое знакомство с Европой и ее учреждениями, на долю Б., по условиям его психического склада, не досталось ничего; он питал свою душу почти исключительно эстетическими восприятиями.
Вернувшись в Петербург, он узнал новое сердечное увлечение – он полюбил жившую у Оленина А. Ф. Фурман. Но, по вине его собственной нерешительности и пассивности, роман внезапно и жалко оборвался, оставив в душе его горький осадок; к этой неудаче прибавился неуспех по службе, и Б., которого уже несколько лет назад преследовали галлюцинации, окончательно погрузился в тяжелую и унылую апатию, усиленную пребыванием в глухой провинции – в Каменец-Подольске, куда ему пришлось отправиться со своим полком. В это время (1815 – 1817) с особенной яркостью вспыхнул его талант, в последний раз перед тем, как ослабеть и, наконец, угаснуть, что он всегда предчувствовал.
В январе 1816 года он вышел в отставку и поселился в Москве, изредка наезжая в Петербург, где был принят в литературное общество “Арзамас” (под прозвищем “Ахилл”), или в деревню; летом 1818 года он ездил в Одессу. Нуждаясь в теплом климате и мечтая об Италии, куда его тянуло с детства, к “зрелищу чудесной природы”, к “чудесам искусств”, Б. выхлопотал себе назначение на дипломатическую службу в Неаполь (1818 год), но служил плохо, быстро пережил первые восторженные впечатления, не нашел друзей, участие которых было необходимо этой нежной душе, и стал тосковать. В 1821 году он решил бросить и службу и литературу и переехал в Германию.
Здесь он набросал свои последние поэтические строки, полные горького смысла (“Завещание Мельхиседека”), слабый, но отчаянный вопль духа, погибающего в объятиях безумия. В 1822 году он вернулся в Россию. На вопрос одного из друзей, что написал он нового, Б. ответил: “что писать мне и что говорить о стихах моих? Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес он на голове сосуд, чем-то наполненный. Сосуд сорвался с головы, упал и разбился вдребезги.
Поди, узнай теперь, что в нем было!” Пробовали лечить Б., несколько раз покушавшегося на самоубийство, и в Крыму, и на Кавказе, и за границей, но болезнь усиливалась. Умственно Б. ранее всех своих сверстников выбыл из строя, но физически пережил почти всех их; он умер в родной Вологде 7 июля 1855 года. В русской литературе, при незначительном абсолютном значении, Б. имеет крупное значение предтечи самобытного, национального творчества. Он стоит на рубеже между Державиным, Карамзиным, Озеровым, с одной стороны, и Пушкиным, с другой.
Пушкин называл Б. своим учителем, и в его творчестве, в особенности юношеского периода, есть много следов влияния Б. Свою поэтическую деятельность, завершившуюся таким скорбным аккордом, он начал анакреонтическими мотивами: “О, пока бесценна младость не умчалася стрелой, пей из чаши полной радость”… “друзья, оставьте призрак славы, любите в юности забавы и сейте розы на пути”… “скорей за счастьем в путь жизни полетим, упьемся сладострастьем и смерть опередим, сорвем цветы украдкой под лезвием косы и ленью жизни краткой продлим, продлим часы!” Но эти чувства не все и не главное в Б. Сущность его творчества полнее раскрывается в элегиях. “Навстречу внутреннему недовольству его, – говорил его биограф, – шли с запада новые литературные веяния; тип человека, разочарованного жизнью, овладевал тогда умами молодого поколения… Б., быть может, один из первых русских людей вкусил от горечи разочарования; мягкая, избалованная, самолюбивая натура нашего поэта, человека, жившего исключительно отвлеченными интересами, представляла собой очень восприимчивую почву для разъедающего влияния разочарованности… Этой живой впечатлительностью и нежной, почти болезненной чувствительностью воспиталось высокое дарование лирика, и он нашел в себе силу выражать самые глубокие движения души”. В ней отражения мировой скорби смешиваются с следами личных тяжелых переживаний. “Скажи, мудрец младой, что прочно на земле? где постоянно жизни счастье?” – спрашивает Б. (“К другу”, 1816): “минутны странники, мы ходим по гробам, все дни утратами считаем… все здесь суетно в обители сует, приязнь и дружество непрочно…”. Его терзали воспоминания о неудачной любви: “О, память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной”… (“Мой гений”), “ничто души не веселит, души, встревоженной мечтами, и гордый ум не победит любви – холодными словами” (“Пробуждение”): “напрасно покидал страну моих отцов, друзей души, блестящие искусства и в шуме грозных битв, под тению шатров, старался усыпить встревоженные чувства!
Ах, небо чуждое не лечит сердца ран! Напрасно я скитался из края в край, и грозный океан за мной роптал и волновался” (“Разлука”). В эти минуты его посещало сомнение в себе: “Я чувствую, мой дар в поэзии погас, и муза пламенник небесный потушила” (“Воспоминания”). К элегиям принадлежит и лучшее из всех стихотворение Б., “Умирающий Тасс”. Его всегда пленяла личность автора “Освобожденного Иерусалима”, и в своей собственной судьбе он находил нечто общее с судьбою итальянского поэта, в уста которого он вложил грустное и гордое признание: “Так! я свершил назначенное Фебом.
От первой юности его усердный жрец, под молнией, под разъяренным небом я пел величие и славу прежних дней, и в узах я душой не изменился. Муз сладостный восторг не гас в душе моей, и гений мой в страданьях укрепился… Земное гибнет все – и слава, и венец, искусств и муз творенья величавы… Но там все вечное, как вечен сам Творец, податель нам венца небренной славы, там все великое, чем дух питался мой”… Русский классицизм в поэзии Б. пережил благодетельный поворот от внешнего, ложного направления к здоровому античному источнику; в древности для Б. была не сухая археология, не арсенал готовых образов и выражений, а живая и близкая сердцу область нетленной красоты; в древности он любил не историческое, не прошедшее, а над-историческое и вечное – антологию, Тибулла, Горация; он переводил Тибулла и греческую антологию.
Он ближе всех своих современников, даже ближе Жуковского, разнообразием лирических мотивов и, особенно, внешними достоинствами стиха, подошел к Пушкину; из всех предвестий этого величайшего явления русской литературы Б. самое непосредственное и по внутренней близости, и по времени. “Это еще не пушкинские стихи, – сказал Белинский об одной из его пьес, – но после них уже надо было ожидать не других каких-нибудь, а пушкинских. Пушкин называл его счастливым сподвижником Ломоносова, сделавшим для русского языка то же самое, что сделал Петрарка для итальянского”. До сих пор остается в силе его лучшая оценка, данная Белинским. “Страстность составляет душу поэзии Б., а страстное упоение любви – ее пафос… Чувство, одушевляющее Б., всегда органически жизненно…
Грация – неотступный спутник музы Б., что бы она ни пела”… В прозе, беллетристической и критической, Б. выказал себя, как назвал его Белинский, “превосходнейшим стилистом”. Его особенно занимали вопросы языка и стиля.
Литературной борьбе посвящены его сатирические произведения – “Певец в беседе славянороссов”, “Видение на берегах Леты”, большая часть эпиграмм. Б. печатался в разных журналах и сборниках, а в 1817 году Гнедич издал собрание его сочинений, “Опыты в стихах и прозе”. Затем сочинения Б. вышли в 1834 году (“Сочинения в прозе и стихах”, издание И. И. Глазунова), в 1850 году (издание А. Ф. Смирдина).
В 1887 году вышло монументальное классическое издание Л. Н. Майкова, в трех томах, с примечаниями Майкова и В. И. Саитова; одновременно Л. Н. Майков выпустил однотомное, общедоступное по цене издание, а в 1890 году дешевое издание стихотворений Б. с небольшой вступительной статьей (издание редакции “Пантеона Литературы”). Л. Н. Майкову принадлежит обширная биография Б. (в 1 т., изд. 1887 года). – Ср. А. Н. Пыпин “История русской литературы”, т. IV; С. А. Венгеров “Критико-биографический словарь русских писателей и ученых”, т. II; Ю. Айхенвальд “Силуэты русских писателей”, выпуск I. Библиография указана у Венгерова – “Источники словаря русских писателей”, т. I.
Вариант 2
Известный русский поэт Константин Николаевич Батюшков родился 18 мая 1787 года в Вологде в семье, происходившей из старого дворянского рода. Дед поэта был душевнобольной, отец был психически неуравновешенный, а его мать после рождения потеряла рассудок и была разлучена с семьей, что стало причиной предрасположения поэта к психозу. Детские годы писатель провел в родовом селе Даниловском, а в десятилетнем возрасте, определен в петербургский французский пансион Жакино. В пансионе будущий поэт провел четыре года, после чего он перешел в пансион Триполи, где собственно говоря, и получил базовые общенаучные сведения и практические навыки владения французским, итальянским и немецким языками.
Интерес к классической художественной литературе привил поэту его двоюродный дядя Муравьев Михаил Никитич, который был писателем и значимым государственным деятелем. Батюшков был персоной аполитической с ярко выраженной пассивной натурой, к жизни, как и к литературе, относился эстетически. В 1802 году поэт вступил на службу по управлению министерства народного просвещения, где особенно близко подружился с Н. И. Гнедичем, после чего и сам начал пробовать свои силы литературе и писать стихи.
Также он был вхож в дома А. Н. Оленина.
Н. М. Карамзина, сблизился с Жуковским. В 1807 году вступил в военную службу, что отразилось в стихотворениях “Выздоровление” и “Воспоминание”.
В 1810 году Батюшков поселился в Москве, сблизился с князем П. А. Вяземским, И. М. Муравьевым-Апостолом, В. Л. Пушкиным и провел два лучших года в своей жизни. В 1812 году поэт вернулся в Петербург и поступил в публичную Библиотеку, где служили Гнедич, Крылов, Уваров. Затем снова писатель вступил на военную службу, побывал Англии, Франции, Германии и Швеции.
Вернувшись в Петербург, у него случилось новое любовной увлечение А. Ф. Фурман, жившей в то время у Оленина, но в виду его чудовищной нерешительности роман вскоре распался. После любовной неудачи и постоянных неприятностей на службе, поэт погрузился в глубокую депрессию, его преследовали галлюцинации. В 1816 году он вышел в отставку и поселился в Москве. Мечтая об Италии и нуждаясь в мягком климате, писатель выхлопотал себе дипломатическую службу в Неаполе.
Там он не нашел ни друзей, ни душевного спокойствия, поэт перебрался в Германию, где набросал свои последние поэтически строки “Завещание Мельхиседека”. В 1822 году Батюшков вернулся в Россию и несколько раз пытался покончить с собой. Хоть друзья поэта и пробовали его лечить, болезнь усиливалась.
Умер поэт в Вологде в 1855 году.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)