Спектакль окончен, и возникает естественный вопрос: “А при чем тут Пигмалион?” Бернард Шоу в своей пьесе использовал древнегреческий миф о скульпторе Пигмалионе. Он создал статую Галатеи – девушки до того прекрасной, что он влюбился в нее и стал просить Афродиту оживить свое создание. Богиня любви вдохнула жизнь в Галатею, и Пигмалион женился на ней. Но, зная содержание пьесы, легко понять, что только в насмешку Шоу окрестил Хиггинса Пигмалионом.
Генри Хиггинс не способен на серьезное чувство, он слишком эгоистичен и по-настоящему предан только своей науке. Однако сюжет древнегреческого мифа в пьесе есть. Профессор фонетики решает поставить опыт: может ли девушка из самых низов общества стать настоящей леди в одежде, манерах и речи. Иными словами, он берется за создание совершенства из “сырого материала” – за труд Пигмалиона.
И объектом его эксперимента становится Элиза Дулиттл. Впервые мы знакомимся с ней на улице во время грозы. И, в отличие от стереотипной в английской литературе красавицы-цветочницы с голубыми глазами, Шоу дает нам образ несуразного,
растрепанного существа в грязных лохмотьях и промокшей соломенной шляпе, с характерной, грубой речью.
Однако с того момента, когда Хиггинс начинает обучать ее фонетике, мы видим, что в ней скрываются хорошие душевные качества. Девушка хочет вырваться из среды, которая ее окружает. Однако Хиггинс видит в Элизе только объект для своего эксперимента, кусок гранита без эмоций, мыслей и чувств. И с течением времени из гранита появляются формы будущей Галатеи, однако с приобретением хороших манер и внешнего благородства в ней проявляются и внутреннее благородство, гордость и душевная красота, которая не имела выхода в трущобах: “В ту минуту, когда вы назвали меня мисс Дулиттл… это впервые пробудило во мне уважение к себе. И потом были еще сотни мелочей…” И пока формируется ее внешний облик, перестраивается ее душа.
Наконец, она уважает себя как личность: “Мне все равно, как вы со мной обращаетесь… Но раздавить себя я не позволю”. И когда Элиза открывает себя, оказывается, что она теперь может любить, и, естественно, Галатея полюбила своего создателя.
Возникает конфликт между любовью Элизы к Хиггинсу, ее желанием, чтобы Генри, сделавший из нее леди, и относился к ней, как к леди, и эгоизмом Хиггинса. В результате Хиггинс вынужден признать за Элизой “право на жизнь”, но свой характер менять не может и не хочет: “Так уходите с дороги, останавливаться из-за вас я не буду”. Элиза обретает самостоятельность, но вызвать у Хиггинса любовь к себе не может – у него есть “свой собственный путь”.
Тут спектакль кончается, и будущее Элизы Дулиттл туманно. Однако, по-видимому, она все же не выйдет замуж за Генри, а станет супругой Фредди. Ей нужно, чтобы ее муж видел в ней то единственное, ради чего стоит жить, Хиггинс же слишком независим, и у него есть его любимое дело.
Однако Пигмалион останется для Галатеи самой сильной привязанностью в жизни, к нему она испытала такое сильное чувство, какого, скорее всего, больше ни к кому не испытает. “Вы, я и Пикеринг… мы теперь будем не просто двое мужчин и одна глупая девушка, а три дружеских старых холостяка”.