Золя навсегда сохранит веру в непререкаемое право художника на оригинальное творческое самовыявление. Это отнюдь не противоречило его пониманию натурализма. И уже в самые ранние годы борьба за “свободу “думать” и “мечтать”, за безраздельное “служение красоте” постепенно даже не уступает место, а как-то органически сживается у него с представлением о новом типе литератора, работающего для широкой аудитории. Конечно, рассуждения юного Золя достаточно противоречивы. Настаивая на том, что “единственное средство сохранить свою поэзию свежей и грациозной” заключается в том, чтобы творить “только для себя” (Байлю), он тут же мечтает поскорее увидеть свое имя на обложках книг в витринах магазинов, говорит, что признание публики окрылило бы его.
Утверждение: “Я ненавижу коммерцию в искусстве” соседствует с другим: “Я не хочу, чтобы, создавая произведение, поэт уже думал о том, как он его продаст, но когда произведение закончено, я хочу, чтобы он продал его. Поскольку поэт не получает поддержки от общества… я хочу, чтобы поэт обеспечил себе кусок
хлеба своим трудом, и считаю такой заработок даже почетным” (Сезанну).
Отстаивая позиции “высокого идеализма” (“Искусство – это культ, культ всего доброго, прекрасного”, “Я люблю поэзию ради поэзии, а не для славы”), Золя в то же время сближает литератора с обществом. Но это “примирение с действительностью” происходит у него весьма своеобразно, превращается уже теперь в стремление завоевать и улучшить ее. Неизбежное “падение” “свободного гения” Золя, по духу еще романтик, хочет сделать значительным и возвышающим, найти писателю в обществе почетную, хотя и утилитарную роль.
Золя с его осуждением пассеизма и живым интересом к современности не мог заинтересовать какой бы то ни было возврат к прошлому, даже литературный. Отсюда его критическое отношение к классицизму. Упоминая о драматургах XVII ст., Золя с восхищением отзывается о Мольере. В письме Байлю (18.IX 1862) он заявляет: “Чем дальше я продвигаюсь, тем больше Мольер становится моим учителем”. Но эти слова отнюдь не связывают его с классицизмом.
Как явствует из письма, Золя в тот момент собирался писать поэму о Жанне Д Арк. Интересен подход Золя к вопросу литературных влияний. Он с почтением называет имена Гомера, Вергилия и других, но, чувствуется, что они потеряли для него всякую актуальность. Нельзя, конечно, отказаться от классического наследия, трудно избежать подражаний. Молодой поэт, еще лишенный творческого опыта и собственной манеры, невольно заимствует многое из греческой, римской, и северной мифологии и литературы, думает Золя.
Но для настоящего художника – это только материал для стиля; содержание поэзии, как и ее форма, должны быть у него всегда новыми, отвечать запросам века. Гений современности скажет: “Мы мысли новые вливаем в новый стих” (там же).