Скажем, кто лучше ощущает “нормативность” и красоту: русский или японец? Когда европеец покупает роскошный букет, то по обыкновению требует у продавца, чтобы цветы в нем были абсолютно одинаковыми. А японец, наоборот, этой “одинаковости” терпеть не может, она его не привлекает. Поэтому он предоставляет преимущество разнообразной (из “неодинаковых” цветов и каких-то веточек) и абсолютно “непропорциональной” икебане. Так кто из них прав Кто лучше понимает красоту?
И что же такое “норма” в оценке красоты и искусства. Наверное, каждый человек, как украинец, так и японец, имеет право на собственное понимание красоты, ведь мир так же неодинаков и разнообразен. Недаром же наш мудрый народ говорит: “На вкус и цвет товарища нет”.
Поэтому не следует принуждать других смотреть на этот мир исключительно нашими глазами и оценивать его красоту только с наших позиций. Кстати, разнообразная зарубежная литература может научить нас еще и этому, ведь японское хоку не похоже на итальянский сонет, но вместе с тем оба они могут быть шедеврами. И вдобавок барокко
совсем не возражало достижений эпохи Возрождения, оно скеорее “подхватило флаг из ее ослабевших рук”, продолжило ее дело на путях поиска объяснения места человека в мире. Тем не менее делало это на уже новых мировоззренческих и эстетичных основах. На смену красивому, но не всегда реалистическому определению человека как “украшения Вселенной” (В.
Шекспир) пришло понимание человека как существа противоречивого, которое имеет как положительные, так и отрицательные черты, объединенные стремлениями к добру (Бог) и вместе с тем влечением к злу (зверь).
Еще Омар Хайям писал, что в каждом человеке есть “хорошо и злое зерно”, и наилучшие художники эпохи барокко старались определить, как сделать, чтобы прорастало только добро. Барокко сыграло значительную роль и как первый общий художественный стиль, который соединил Западную Европу (географическую наследницу Западной Римской империи с центром в Риме) с Восточной, в том числе с Украиной (поствизантийскую культурную зону с центром в Констаниинополе-Царьгороде до его завоевания в 1453 г. турками). Фактически культура барокко стала одним из первых “мостов” над пропастью, вырытой между Западной и Восточной Европой большим церковным разделением католицизма и православия – Никейским собором 1054 г. Открылись также могущественные, не контролируемые человеком и часто вражеские ему силы окружающей среды.
И как со всем этим человечеству жить дальше – вот главный философский вопрос эпохи барокко. Отсюда вывод: если человек не может установить на Земле “золотую эпоху”, то он должен приспособиться к реальной жизни и оставаться человеком (не превратиться в зверя), даже в условиях железной эпохи. Но как?
Эпоха барокко – одна из наименее исследованных в современном искусствоведении и литературоведении. Взять хотя бы название. Одни исследователи считают, что.
Термин “барокко” происходит от названия жемчужины странной, неправильной формы. Все жемчужины – одинаковые, “правильные” (недаром же говорят: зубы как жемчужины), а эта какая-то чудная, удивительная, “неправильная”.
Другие доказывают, что название этому плодотворному художественному направлению дало какое-то чудное, странное и чрезвычайно сложное понятие логики. Третьи выводят термин от жаргонного словца художественных мастерских, что означало “растворять, смягчать четкие контуры”. Тем не менее, во всех случаях подчеркивается причудливость, удивительность, непривычность барокко. И это не случайно.
Действительно, с позиций искусства Возрождения, предрасположенного к античной простоте и гармонии, к ощущению меры, а также некоторых из его эстетичных наследников (прежде всего классицизма), искусство барокко казалось “странным”. Недаром отечественный исследователь искусства барокко Д. Наливайко отмечает, что “слово и понятие “барокко” родились как выражение осуждения, как определение отклонений от нормы, от канонизированных представлений и форм”. Возьмем хотя бы архитектуру.
Куда подевались привычные глазу европейца прямые линии, углы и полукруги, ровные колонны и правильно очерченные арки, которыми так прославилось искусство эпохи Возрождения? В храмах эпохи барокко этого нет и быть не может. А где же острые шпили, присущие средневековым (готическим) соборам, направленным острием к небу, будто отвесные горные пики или космические корабли?
Они тоже исчезли. А что же взамен? Какие-то гнутые, словно вихрем закрученные спирали, какая-то непонятная фантастично-чудная лепнина.
Без внимательного созерцания часто даже не понятно, растение или животное она отображает. Точка зрения на барокко как на какое-то “отклонение от нормы” якобы имеет право на жизнь. Как это часто бывает, выброшенный предыдущими строителями камень стал краеугольным в новом сооружении.
Эту библейскую метафору можно применить к искусству барокко. По-настоящему его начали ценить лишь романтики – эстетичные оппоненты классицистов (нач. XIX ст.).
Противоречивое и динамичное XX ст. не могло не отдать надлежащего воплощения противоречивости и динамичности мира в искусстве барокко. Стилевой доминантой барокко является метафоричность, доведенная до своеобразной “универсализации”.
С одной стороны, метафора как художественное средство используется, наверное, сколько существует художественное творчество. Однако, с другой стороны, в отличие от предыдущих эпох, в эпохе барокко метафора стала не только украшением, художественным средством, тропом (как эпитет или сравнения), а и ведущим художественным принципом, а метафоричность – признаком поэтики барокко как такового. Художниками барокко метафора воспринималась и как модель мира, и как средство его познания, так как они ее считали “матерью поэзии, остроумия, замыслов, символов и героических девизов” и даже заявляли, что “любое произведение искусства является метафорой”. А что же Украина? Она (а тем более Московия, которая географически и культурно была еще дальше от Западной Европы) фактически не испытала значительное влияние Возрождения как целостной мировоззренческой и художественной системы.
Западноевропейское искусство начало освобождаться от церковного влияния еще во время Ренессанса.
А в Восточной Европе подобную роль сыграло барокко, завершив дело, которое Ренессанс раньше начал на Западе. Ярким примером чрезмерности барокко (с нашей точки зрения, но не с точки зрения художника барокко!) в употреблении метафор является стихотворение Жан Батиста Марино “Звезды”. Вообще оно – сплошная развернутая метафора, построенная в форме обращения к небесным светилам.
Однако если бы обычный современный читатель или даже поэт старались найти для слова “звезда” столько метафор и сравнений (у Марино их свыше 300!), они бы едва “догнали” поэта барокко. Итак, у Марино звезды – это: “глаза неба”, “факел дня, который грустно гаснет”, “амазонки тьмы воинствующие”, “внеземных роз плетения”, “гирлянды неизмеренные”, “божьи языки”…
(1 votes, average: 5.00 out of 5)