Борис Алексеевич Чичибабин (9 января 1923, Кременчуг – 15 декабря 1994, Харьков; настоящая фамилия Полушин) – русский поэт, лауреат Государственной премии СССР (1990), которого иногда относят к так называемым “шестидесятникам”.
Жил в Харькове, на протяжении трех десятилетий был одним из самых известных и любимых представителей творческой интеллигенции города (1950-е – 1980-е годы). С конца 50-х годов его стихотворения в рукописях широко распространялись по всей России. Официальное признание пришло к поэту только в конце жизни, в годы перестройки. Содержание [убрать]
Жизнь и творчество
Б. А. Чичибабин воспитывался в семье офицера, окончил школу на родине Репина – в Чугуеве Харьковской области. Его псевдоним взят в честь двоюродного деда со стороны матери, академика Алексея Евгеньевича Чичибабина, выдающегося ученого в области органической химии и одного из первых советских “невозвращенцев”. В 1940 г. Борис начал учебу на историческом факультете Харьковского университета, но в начале войны был призван в армию и служил на Закавказском фронте.
В 1945 г. поступил
на филологический факультет ХГУ, но уже в июне 1946 г. был арестован и осужден на 5 лет лагерей “за антисоветскую агитацию”. Предположительно[1], причиной ареста были стихи – крамольная скоморошья попевка с рефреном “Мать моя посадница”, где были, например, такие строки:
Пропечи страну дотла,
Песня-поножовщина,
Чтоб на землю не пришла
Новая ежовщина!
В тюрьме Чичибабин написал “Красные помидоры”, а в лагере – “Махорку”, два ярких образца “тюремной лирики”. Эти стихи, положенные на музыку актером и певцом Леонидом (“Лешкой”) Пугачевым, широко разошлись по стране:
Школьные коридоры,
Тихие, не звенят…
Красные помидоры
Кушайте без меня.
Уже в 50-е годы, после возвращения из лагерей, намечаются основные темы поэзии Чичибабина. Это, прежде всего, гражданская лирика, “новый Радищев – гнев и печаль” которого вызывают “государственные хамы”, как в стихотворении 1959 г. “Клянусь на знамени веселом” (“Не умер Сталин”).
К ней примыкает редкая в послевоенной поэзии тема сочувствия угнетенным народам советской империи – крымским татарам, евреям, “попранной вольности” Прибалтики – и солидарности с ними (“Крымские прогулки”, “Еврейскому народу”). Эти мотивы сочетаются у Чичибабина с любовью к России и русскому языку, преклонением перед Пушкиным и Толстым (“Родной язык”), а также с сыновней нежностью к родной Украине:
У меня такой уклон:
Я на юге – россиянин,
А под северным сияньем
Сразу делаюсь хохлом.
В начале 60-х, на волне массового увлечения поэзией, Чичибабин с успехом читает стихи на поэтических вечерах, ведет литературную студию. Из печати выходят четыре сборника его стихов. Однако цензурный гнет, вместе с органически присущей Чичибабину установкой на демократичность и его не изжитым в ту пору революционным романтизмом, привели к тому, что в этих книгах оказалось немало стихов, звучавших декларативно, вполне в духе официоза.
В 1968 году, после вторжения в Чехословакию, даже само название сборника “Плывет Аврора” отталкивало читателей.
Такая потеря индивидуальности привела Чичибабина к глубокому духовному кризису (“…Уходит в ночь мой траурный трамвай”):
Я сам себе растлитель и злодей,
И стыд и боль как должное приемлю,
За то, что все придумывал – людей
И землю.
А хуже всех я выдумал себя…
Выход наметился, когда поэт встретил свою настоящую любовь (“Сонеты к Лиле”). “Уход из дозволенной литературы… был свободным нравственным решением, негромким, но твердым отказом от самой возможности фальши”[2]. Чичибабин возвращается к работе экономистом “в трамвайном управлении”, пишет для себя и для друзей. Его темами остаются любовь, природа, книги. В начале 70-х Чичибабин мучительно переживал эмиграцию своих друзей, благословляя их, а не осуждая:
Дай вам Бог с корней до крон
Без беды в отрыв собраться.
Уходящему – поклон.
Остающемуся – братство.
В 1973 г., после появления сборника в самиздате и публичного чтения резкого стихотворения о “воровских похоронах” Твардовского, Чичибабина исключают из Союза писателей. Его ответ таков:
Нехорошо быть профессионалом:
Стихи живут, как небо и листва.
Что мастера? – Они довольны малым.
А мне, как ветру, мало мастерства.
Благодаря прямоте и отсутствию фальши, поэзия Чичибабина в 70-е – 80-е годы становится известна интеллигенции и за пределами Харькова. В годы перестройки его стихи зазвучали злободневно, насущно, их активно печатают газеты и журналы, выходят итоговые неподцензурные сборники. В 1990 г. за книгу “Колокол” поэт удостоен Государственной премии СССР.
Чичибабин участвует в работе общества “Мемориал”, дает интервью, выезжает в Италию, в Израиль.
Но принять результаты перестройки поэту оказалось непросто. Его “стихи обходят с неприязнью барышника и торгаша”. Чичибабин, которому были “думами близки” и “Россия с Украиной”, и “прибалтийской троицы земля”, и “Армения – Божья любовь”, не смог смириться с распадом Советского Союза, отозвавшись на него исполненным боли “Плачем по утраченной родине”.
“Борис давно понял свое предназначение поэта и следовал ему до конца дней.
(Булат Окуджава)
Похороны Бориса Чичибабина в декабре 1994 г. в Харькове были многолюдны. На улице в центре города, названной в его честь, сооружена мемориальная доска со скульптурным портретом.