Сергей Есенин… Синь… Осень…
В самом звуке его имени уже звучит прохладная музыка спокойного российского раздолья… И строчки его стихов наполнены музыкой русской речи. В них порой слышится “дальний плач тальянки”, подпевают “горластые гуси”, “глухо баюкают хлюпь камыши”, “звенят колосья” и “вызванивают ивы”, “тенькает синица”, а “на бору со звонами плачут глухари”, смеется “роща
Зыками с переливом голосов”, и под “карусельный пересвист” “плачет смехом бубенец”…
У Есенина всегда так: на первый взгляд – радость, многозвучность, ликование, смех, но в них таится грусть, чуть сквозит печаль, где-то глубоко внутри прячется боль.
Запели тесаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
“Запели тесаные дроги”, значит можно чуть передохнуть от тяжелой крестьянской работы, проехаться, взглянуть на Божий мир; сидишь, свесив ноги, покусываешь травинку; покачиваются, поют “тесаные дроги”, “бредет мой конь, как тихая судьба”, вокруг тебя “бегут
равнины и кусты”, высоко-высоко в небе заливается невидимый жаворонок, “солнца струганые дранки загораживают синь”, и теплый ветерок с “запахом меда и роз” ласкает руки и лицо… Господи, хорошо-то как…
Но тут же напоминанием о краткости человеческой жизни и хрупкости счастья встают за часовнями “поминальные кресты” на погостах. Но ты-то еще жив, хотя помнишь, что “пришел на эту землю, чтоб скорей ее покинуть”, потому что “каждый в мире странник – пройдет, зайдет и вновь оставит дом”.
Опять я теплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на известку колоколен
Невольно крестится рука.
“Спаси, Господи, люди твоя”…
Теплая грусть… Тихие, сладкие слезы… “На душе светло…” И всю твою сущность переполняет “любовь к родному краю”, которая “томила, мучила и жгла”:
О, Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку, –
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.
Днем поле изумрудно-зеленое, и река переливается под ярким солнцем ослепительным серебряным блеском – все привычно и
Понятно. А вот на заре… Поле вдруг становится малиновым…
И вся синь неба, отразившись в зеркале воды, падает в реку…
Это буйство и волшебство чистых и нежных красок длится недолго, но такие вот минуты переворачивают всю душу, отравляя ее сказочной красотой, наполняя тишиной и взрывая восторгом!
Синь… Есенин… Россия…
Россия никогда не жила легко. Боль и скорбь, глад и хлад, тоска и неволя, сиротская доля, – все это ее понятия.
Холодной скорби не измерить,
Ты на туманном берегу.
Но не любить тебя, не верить –
Я научиться не могу.
И всей этой юдоли плача и печали именно в России – не меряно. И оттого любишь и жалеешь ее (и себя) еще больше, еще глубже, еще преданнее. И невозможно настоящему русскому человеку отказаться от своей Родины, как бы тяжело она ни жила.
Да, “не любить тебя, не верить – я научиться не могу”.
И не отдам я эти цепи,
И не расстанусь с долгим сном,
Когда звенят родные степи
Молитвословным ковылем.
Бог с ними, с цепями, приковавшими русскую душу к родной стороне; но даже ковыль, трава степная, не просто бездумно и бездарно шумит, но – звенит, и не абы как, а – молитвой! Чтобы не видеть, не слышать, не верить, чтобы отринуть все это, нужно просто не иметь души. Чувствующей. Живой.
Тоскующей. Русской. Россия… Осень…
Синь… Есенин… Слова одного порядка: патриотического, духовного, душевного. За минувший век страна неузнаваемо менялась много раз, реалии жизни стали другими, нынешние образованные люди во
Многом уже и по-другому смотрят на мир, но Есенин неизменно близок истинно русскому человеку: поющему, читающему, помнящему его строки, сотканные из света, добра и любви. Время над его поэзией не властно. Есенин – вечный певец России.
Он – один из лучших, родной, понятный, любимый.
Есть на свете места,
Где теплей и сытней,
Где спокойнее, мягче и тише,
Но России моей нет на свете милей.
Здесь – живешь.
Здесь – Есенин.
Здесь – дышишь.