В стихотворении “Париж (Разговорчики с Эйфелевой башней)” отразились впечатления В. В. Маяковского от поездки в Париж в ноябре 1922 г. Символично, что Париж воспринимается поэтом прежде всего как колыбель французской революции. В. В. Маяковский не акцентирует внимание на прелести старинных зданий и уникальности городских достопримечательностей, как это делали многие известные писатели, посещавшие великолепную парижскую столицу. Автора также не завораживает неотразимый шарм французских модниц, которых он брезгливо называет “франтихами и дурами”. Духи и пудра тоже воспринимаются как атрибуты мещанской жизни. Обилие шипящих согласных в самом начале произведения имитирует шорох автомобильных шин, шум шагов и другие типичные звуковые образы большого города.
Городской пейзаж у В. В. Маяковского чрезвычайно точен и поэтому узнаваем почти через столетие. Лирический герой поэта выходит на Площадь Согласия, или Place de la Concorde, как по-французски называет ее автор. Это одно из примечательных мест исторического центра Парижа, откуда открывается великолепный и запоминающийся
вид на город. Лувр (резиденция французских монархов, а ныне – крупный художественный музей) находится совсем рядом, а вот знаменитая Эйфелева башня (символ технического и исторического прогресса, нового течения в жизни и искусстве, залог дальнейших завоеваний человека) видна лишь вдалеке.
Это мастерски подмечено В. В. Маяковским в стихотворении: Я жду, пока, подняв резную главку, домовьей слежкою умаяна, ко мне, к большевику, на явку выходит Эйфелева из тумана. Фотографически точен модернистский пейзаж и самой Площади Согласия: Вокруг меня – авто фантастят танец, из зверорыбьих морд – еще с Людовиков свистит вода, фонтанясь. В данном случае в произведении имеются в виду знаменитые фонтаны, расположенные в центре площади, вокруг которых дорожные ряды совершают круговое движение. На Площади Согласия пересекаются важнейшие городские магистрали.
И хотя в начале XX века автомобилей в Париже было поменьше, чем сейчас, это зрелище производило неизгладимое впечатление на человека из России, где машин было значительно меньше. Однако лирический герой чувствует одиночество в этом движущемся потоке людей и автомобилей. Он не видит вокруг себя душевной теплоты и потихоньку начинает общаться с обобщенным образом города, персонифицированным в образах зданий, метро, мостов, рельсов, призывая его к революционному мятежу. К Эйфелевой башне герой обращается с предложением возглавить предстоящее восстание, стать единомышленником большевиков и даже обещает достать визу в СССР. В. В. Маяковский называет этот архитектурный памятник “образцом машинного гения” и в то же время наделяет его чертами одушевленного существа.
Фрагментарно, но чрезвычайно метко описывает поэт художественное своеобразие Эйфелевой башни: ее резную главку, мощное основание (“четверку мощных лап, прибитых чертежами Эйфеля”). Говоря о башне, В. В. Маяковский неоднократно подчеркивает, что она передает радиосигналы. Это еще один из поводов обратиться к ней с агитационными призывами.
Любуясь Эйфелевой башней, В. В. Маяковский одновременно низвергает с пьедестала “Париж бульварных ротозеев”, который должен скончаться, “в сплошной складбищась Лувр, в старье лесов Булонских и музеев”. В стихотворении имеется любопытная деталь: в нем упоминаются аполлинеровские вирши (стихи). Г. Аполлинер (1880-1918) – известный французский поэт. В. В. Маяковский в данном стихотворении отчасти отталкивается от произведения “Зона”, в котором Г. Аполлинер также обращается к Эйфелевой башне: “Пастушка, о башня Эффеля!
Мосты в это утро блеют, как стадо овец” (Аполлинер Г. Стихи. Пер. М. П. Кудинова, М., 1967, с.23). Кроме того, Аполлинер, как и Маяковский, считается реформатором в поэтической сфере. И того, и другого критики часто относят то к модернистам, то к реалистам.
Мельком брошенная отсылка к Г. Аполлинеру многое говорит о самом В. В. Маяковском, о его начитанности и поэтических пристрастиях.
(1 votes, average: 5.00 out of 5)